Опера Эпос (2020)

Давно уж не читали мы сих строк, в которых правда,
Подобна лжи, что ядом оскверняет мир,
Порабощает разум душ невинных,
Ведь так велел божественный кумир.
Стоим мы нынче на вершине мира
И слышим шепот тишины.
Гляди! На этой сцене небо из сапфира,
А горы иллюзорны, будто сны.
Я вижу свет. И все же тьма царит в театре.
В огнях свечей торжествует полумрак.
И вновь мы здесь разыгрываем пьесу,
В которой был героем гений и дурак.
Декорация простая —
Эпоха инквизиций. Черный век.
Всюду горят костры на сцене
И пепел ведьм, будто снег,
Покрывает град старинный,
Над которым блик луны
Серебром серпа мерцания
Точит высокие кресты.
Град стоит среди холмов.
А в самом центре — новый храм.
Обитель божья, колокольня.
Внутри же нету прихожан.
Врата туда пока закрыты.
Занавес рано поднимать,
Строительство еще в разгаре.
Лепку надо завершать.
И во тьме холодных арок
Средь церковных витражей
На сцену гордо к нам выходит
Поклонник райских миражей —
Герой трагической поэмы,
Чья жизнь была предрешена
В тот миг, когда же он впервые
Отведал божъего вина,
Когда однажды поднял перстни,
Начертив незримый крест,
Когда надел свою сутану,
Прочитав священный текст.
И вот стоит он на коленях —
Наш священник молодой —
Вознося молитвы богу,
Как вдруг… нарушился покой!
Врата в обитель распохнулись.
Затряслись все купала.
Свет ослепил ударом грома…
Ну а дальше тишина.
"Всего лишь ветер, непогода,
Ночной вихрь, суета…" —
Думал невинный человек.
На деле же пришла беда.
Заперев надежно двери,
Священник вернулся к алтарю
И, сложив в молитве руки,
Молвил к райскому царю.
"Великий боже, демиург,
Творец, создатель проведения,
Прошу избавь нас от греха
И дьявольского искушения.
Я построил тебе храм
В честь святого воскрешения.
Будь добр всем нам даровать
Весть благую и спасенье!"
Но господь не отвечал.
Шептал лишь дождь, что в окна бился.
И все же голос прозвучал
Чужой!.. и будто бы из тьмы явился.
"Я тебя слышу, юный муж.
Эх, невинное создание,
Скажи, зачем ты строишь храм?
Зачем тонешь в созидании
Во славу бога, что оглох,
Что слеп и что страдания не видит?
Твой покровитель слаб и глуп, ведь
Инакомыслие ненавидит".
"Кто здесь?" — священник в страхе удивился.
В храме тихо… ни души.
Мужчина ведь уединился,
Чтоб молитвы вознести.
Так откуда ж тогда голос
Эхом продолжал звучать?
Не уж крылатых серафимов
Молитвою он смог призвать?
А тихий голос засмеялся,
Да так, что прямо за окном
Хлестнула молния шальная
И раздался жуткий гром.
"Эх, наивное создание,
Ты так долго звал меня,
Что теперь, когда я рядом,
Видишь дым, но не огня".
"Кто ты?" — в миг спросил священник,
Уставив взор прямо на свечи,
Что гасли одна за другой
От чужой холодной речи.
"Я тот, кто скажет тебе правду,
Когда другие лицемерят,
И тот, кто будет всегда рядом,
Пока сам бог в тебя не верит".
"Ты что такое говоришь?      
Бог любит нас. Он милосерден!"
"И потому казнен был всяк,
Кто в познании был усерден".
"Ты о ведьмах говоришь…
Алхимиках и колдунах?"
"Да, они ведь тоже цветы жизни,
Но теперь всего лишь прах.
К утру их кости закапают,
Не оставив и следа.
Вот — любовь твоего бога!
Она не каждому дана!"
"Ты не прав, кем бы ты ни был!
Те люди заслужили смерть!
Да и не люди они вовсе!
Хулить бога для них честь.
Они от веры обернулись —
Оборотни во все века.
Нет теперь для них спасения,
Кроме божьего огня".
"В честь жестокого кумира
Ты построил данный храм.
Всюду золото, лепнина.
Роскошь эта, словно шрам
На лике скромности фалшивой,
Оголяет наготу,
Ведь загляни сейчас под фреску,
Бога я там не найду.
Так что смирись уж, архитектор,
Что воздвиг сию обитель,
Ты столько лет над ней корпел,
Но не оценит повелитель".
"Это ложь! Лукавый голос!
Мой господь всегда со мной!
И лишь в строительстве церквей
Обрел душевный свой покой.
Ты говоришь, что бог жесток,
Неблагодарен и ничтожен.
Но я стоял у его ног,
Когда фундамент был заложен.
И день за днем, камень за камнем,
Возводя чудесный храм,
Я видел бога, созидание
И его вселенский план.
В каждом кирпичике и лепке
Мне улыбалась божья мать.
И не тебе, мой гость незримый,
Мою веру сокрушать".
"Ты прав, смертное создание.
Совсем не мне тебя учить.
Но достроив это здание,
Ты потеряешь божью нить.
К тебе он более не коснется,
Такова правда бытия,
Сколько молитв ни возлагай,
Хозяин здесь не он, а я!"
"Господь всем царь и тебе тоже!"
"Когда-то было так, возможно…
Но все в прошлом, милый друг.
Теперь я сам себе хозяин,
Судия и демиург".
"Где ты? — человек воскликнул. —
Скорее себя покажи!
Это храм! Бога обитель!
В ней не должно быть тайн и лжи".
"Сам себе противоречишь, —
Прошептал тихий бунтарь. —
А как же таинства от бога?
И позолоченный алтарь,
За которым вы скрываете
Ваш церковный инвентарь.
И я уже молчу о слове,
Что несете вы в народ,
Ведь столько лжи и унижений
Еще не ведал людской род".
"А коли ты здесь правду рубишь,
Зачем скрываешься в тени?
Выходи уже на свет
И лик скорее покажи!
Я не боюсь тебя, лукавый.
Со мной господь, сила его!"
"Ох, тщеславное создание…
Ну что ж, посмотрим кто кого!"
"Где ты? Почему тебя не вижу?"
"Да здесь я. Подойди поближе!
В молитвах ты так долго
Опускал свои глаза,
Что теперь, когда я рядом,
Не замечаешь ты меня".
"Да никого здесь в храме нет.
Лишь черные перья на полу…"
"Выпрями спину, человек,
И вознеси себе хвалу!
Ты же гордое создание!
Зачем опускаешь вечно взгляд?
Подними свои глаза,
И знания тебя окрылят!"
И тогда священник смелый
Без страха посмотрел во тьму,
И увидел он сквозь тени,
К удивлению своему,
Не человека, и не духа,
Не ангела с гнилым нутром,
А лишь животное простое —
Птицу с вороным крылом.
Какая-то жалкая ворона
Сидела прям на алтаре
Безумный взгляд. Клюв окровавлен,
Падаль ела на обед.
"Сквозь гробовую тишину
Шепчешь ныне всякий бред.
Ты, неразумное творение,
Лишь повторяешь за людьми,
Наслушалась речей в таверне
И молвишь как еретики.
Нет у тебя свободы воли,
Коей дал людям господь.
И если не покинешь храм,
Придется тебя заколоть.
Как вообще здесь оказался?
Как в обитель прошмыгнул?
Видимо, сюда ворвался,
Как вихрь двери распахнул.
Сгинь отсюда, гадкий ворон,
Улетай уже скорей!
Неразумная ты птица,
Дай уже закрыть мне дверь!"
"Не покину я обитель, —
Каркнул ворон с высоты. —
Я желанный посетитель,
И приглашение выдал ты.
Вот говоришь, что нету воли
У таких существ, как я,
Но ведь я тот Прометей,
Что дал вам божьего огня.
Это я змий-искуситель,
Который волею своей,
Преподнес плоды познания,
Чтоб Ева родила детей.
Без меня и моей власти
Не было б тебя сейчас.
Я черный ангел лучезарный,
И наступит нужный час —
Освобожусь из оков ада,
Освобожу и вас — людей —
И наступит эра мрака,
Где не останется идей,
Что разум верой оскверняют.
Воля людей возобладает!
Не будете вы более паствой,
Которую пасет пастух!
Отречетесь вы от бога.
Возрадуется свободы дух!"
"Молчи, уродливая птица!
Не верю я твоим словам.
Не верю, что ты черный демон.
Все это мираж. Обман!
Ты залетела сюда с ветром,
Наслушавшись еретиков.
Речь твоя пуста, безвольна.
Мало мы зажгли костров!
Но зато, черная птица,
Твоим словам благодаря,
Инквизиция святая,
Всевышнего боготворя,
Продолжит поиск иноверцев,
Что смеют господа хулить
И что учат даже птичек
Столь безбожно говорить.
Так что возрадуйся, пернатый,
Сотворенный пятым днем,
Ведь теперь мы оба знаем,
Что и ты един с царем,
Ибо выполнил задачу,
Часть божественного плана,
Чтоб очистить этот мир
От грешной плоти и обмана".
"Тогда, священник мой любезный,
Исполни уж предназначение!
Наложи на себя руки,
Ведь тяжкое грехопадение
Живет также и в тебе.
И… не отрицай! Мы знаем,
Что все рождаются в грехе!
И раз уж ты верен судьбе,
То неужели вправду думал
Прям так просто налегке
Заслужить господня милость,
Чтоб в нем что-то изменилось,
И чтоб из всех его рабов
Он впустил тебя в свой кров?
Наивный смертный человек,
И ты еще смел зарекаться,
Что у меня здесь мыслей нет.
Ты безвольная букашка!
Бог оставил вас давно!"
"Говори ты все, что хочешь!
Я не предам свое нутро!"
Черный ворон засмеялся
И влетел вглубь алтаря.
"Сгинь оттуда, дух нечистый!
Разгневать ты хочешь меня?
Осквернив эту обитель,
Мою веру не сломать!
Можешь тут крушить все разом
Можешь всюду здесь летать!
Обовьи змей колонны,
Испачкай фрески на стене!
Нет надо мною твоей власти!
Не подчинюсь я сатане!
Божья любовь хранит меня,
И любовь эта взаимна.
Святой дух в каждом из нас,
Так что сгинь отсюда, псина!
Сатанинское отродье,
Нет тебе места в раю!"
"Да, спасибо. И не надо.
Мне хорошо в моем аду".
"Покинь алтарь! Покинь подсобку!
"Покину, как взойдешь на тропку,
Что тянется вперед… в пучину…
В ту бездну, у которой нет конца,
Пройдя по которой сотни лет,
Понимать начнешь меня".
"Не нуждаюсь в твоем знании! —
Сказал твердо человек. —
Со мною бог и это главное.
И с ним закончу я свой век.
Господь всесилен, милосерден.
Он всех грешников спасет".
"Но за тобой в пучину ада
Твой покровитель не пойдет".
"А богу вовсе не придется
Вниз туда за мной идти.
Ведь, живя его законом,
До греха не снизойти".
"Твое тщеславие порочно.
Подстегивает мой азарт!"
"Да? И как же я, по-твоему,
Попаду в твой жуткий ад?"
"Явишься ты добровольно,
Сам склонишь голову свою.
И в час когда это случится,
Я душу твою не приму".
"Не быть тому, лукавый демон!
Я никогда не предам рай!
И если я шагну за край,
То только чтоб сады Эдема
Избавить от ненужных тварей,
Чтобы ты, противник бога,
Был заперт в огненном аду,
В который я — хранитель веры —
Никогда не попаду".
"Неужели ты не понял?
Жалкий смертный, оглянись!
Ты уже в моих владениях!
И с судьбой своей смирись!"
Священник вправду оглянулся.
Всюду тьма адских глубин.
На дне горят костры и магма.
Сотни душ, подобно дым,
Обвивают человека,
Дабы хитрою змеей
Уволочь его поглубже
В этот жуткий некрополь.
"Но как я здесь оказался?
Мне не место тут. Ответь!
Я вошел в святой алтарь,
А попал в чертову сеть.
Такое просто невозможно.
Куда же мой господь глядел?
Или, может, он все видел?
Может, в этом мой удел?
Да… Бог послал меня специально,
Чтоб я принес ему дары!
Нет для него большей услады,
Чем узреть кости сатаны.
Да будет так, господь и повелитель,
Коль ты послал меня сюда,
И влез я в черную обитель,
То пойду я до конца.
Не побоюсь ни льда, ни пламя,
Ни мертвых душ и диких змей.
Проберусь сквозь тернии ада
И добуду твой трофей.
Так быть может это правда —
Боже, только намекни —
Не уж-то я твоя десница,
Что зажжет эти костры,
На которых адских тварей
Всех испепелим дотла.
И ударом моей плети
В костер пойдет и сатана.
И лишь когда вся чертовщина
Сгинет в присвятом огне,
Наконец восторжествует
Царство божье на земле".
"Утешай себя и дальше,
Самовлюбленный человек.
Бог в аду молитв не слышит.
И теперь ты мой навек.
В этом царстве все иначе.
Пламенная атмосфера.
Действует лишь один закон —
Это закон Люцифера".
"Загнала меня в ловушку,
Сатанинская ты птица.
Ворон в когтях зажал лягушку,
Но надо мной тебе не виться.
Не стану я твоей добычей!
Клюв твой слишком маловат!
И чтоб тягаться с воином бога,
Выбрал ты не тот обхват!
Красивое выдал представление!
Очень яркий антураж!
Бездонный ад и душ томление.
Всюду огненный пейзаж.
Гниение плоти, едкий смрад,
Копыта трупы давят с треском.
Ох, нашел чем напугать!
Я видел все это на фреске
В храме, что я сам воздвиг,
И в который столь нежданно,
Ты, злой дух, как-то проник".
"А ты, смертный, и не знаешь,
Но я таился там всегда".
"Ты не король, а просто пешка.
Не одолеть тебе меня.
Твой ад ужасен! Спору нет.
Но знай, постыдная ты птица,
Что нет еще того кошмара,
Что заставит меня сбиться
С путей праведных законов,
Что предписал мне сам господь,
Ведь каким бы ни был страх,
Он пугает толко плоть.
Всякая боль, муки, страдания —
Это все сущий пустяк.
Смертной плоти бичеванием
Не сломить меня никак!
Ибо знай, черная птица,
Что живет в столь жутком склепе,
Нет для меня большего страха,
Чем перед богом трепет".
Ворон каркнул, удивившись,
Не понимая людских слов.
"Так ты уж поясни мне, смертный.
Это страх или любовь?"
"Люблю я бога. Это правда.
И в страхе перед ним я млею.
Богобоязненный уж человек.
Перечить господу не смею,
Как позволяешь ты себе,
Пришедшая из бездны птица.
Склони голову свою!
Пора бы тебе извиниться
Перед богом и перед мной,
За то, что смеешь сквернословить,
И за нарушенный покой.
Ты всего лишь черный ворон,
Что научился говорить.
Своими голыми руками
Тебя способен раздавить".
"Отрицай меня и дальше
Ты, беспечная невежда.
Мне же будет только в радость
Видеть, как твоя надежда
Угасает с каждым днем,
Как, играясь ты с огнем,
Блуждаешь в царствии моем,
И как отчаянно возжелаешь
Покончить жизнь своим мечом.
Но наложив на себя руки,
К тебе не явится покой.
Напротив! Жизнь твоя пустая
Засветит новою тропой!"
"Молчи ты, птица! Жалкий демон!
Не склонишь ты меня к греху!
Сам бог позволил в ад спуститься
Мне, а значит все перетерплю!
Бог мудр и очень справедлив,
И нет такого испытания,
Которое пройти нельзя.
Экзамен веры сквозь отчаяние.
Так что, господь, не подведу.
Пройду тьму ада без заклания.
За честь сию благодарю!
Ну а тебе, ворон, я заранее
Хочу сказать прямо в глаза,
Что не покину эту бездну,
Пока уж не сломлю тебя!"
"Да будет так!" —
Каркнула птица.
И у героя на глазах,
Ворон в змия превратился,
Утонув в черных песках.
И священник оказался
В самой тьме совсем один.
Не было пути обратно,
Лишь тропа адских глубин.
И будучи твердо уверен,
Что он божья рука,
Священник сделал свой шаг в бездну,
Не боясь совсем огня.
Черный ветер, едкий дым
Хлыстали, словно плетью, щеки,
Но герой все шел вперед.
И путь его был очень долгим.
Шаг за шагом, день за днем
Сквозь тьму его глаза глядели,
Не было света в черной мгле,
Лишь башни адской цитадели.
Там на вершине силуэт.
Сидит на шпиле ворон гнусный.
А у подножья целый рой
Несчастных душ, и их со вкусом
Пожирала волчья пасть —
Огромный клык, бездонна глотка.
На привязи сидит уродка,
Сторожит преддверие замка.
К крепости не подойти.
Вокруг никак не обойти.
Таранить надо напрямую!
Сквозь туман, почти вслепую!
И священник — рука бога —
У врат адского чертога
Сжал бесстрашие в кулак,
Да так чтоб вздрогнул его враг,
И помчался он вперед,
Сквозь гущу мертвых душ позорных,
Сквозь сатанинские огни,
Сквозь когти, лапы и клыки
Слуг жалких, демону покорных,
И сквозь ос и псов голодных.
Со всех сторон жреца пытались
Сотни мерзких рук схватить.
Но бесстрашного мужчину
Было не остановить.
Он шел вперед — несокрушимый,
Смело глядя на врага.
И всех, кто на пути встречался,
Сломила крепкая рука.
И дойдя до адской пасти,
Вырвал у псины острый клык.
Отродье ада пало в ужас,
Издав настолько громкий рык,
Что цитадель затрепетала,
Вход открылся, башня пала.
И священник — грехоборец —
Чтоб победу утвердить,
Схватил огромный клык покрепче,
И посмел его вонзить,
Черной псине прямо в око.
Кровь залила все кругом.
Даже серп луны немного
Заблестел красным огнем.
Демоны в огне истлели,
Мертвые души молча млели.
Цитадель лежит в руинах.
Все как на фресках и картинах —
Священник — молодой герой —
Принес победу и покой.
Казалось бы, конец страданиям.
Возвращаемся домой.
По пути возьмем трофеи,
В доказательство деяний.
Герой внесен в лики святых —
Вот предел его мечтаний!
Бытие о нем напишут,
Ведь бесстрашный он герой.
Да что там героизм? Позвольте.
Одним словом — он святой!
И хотя обитель пала,
Сатана не глушит свет.
Стоит тьма на горизонте.
Ни намека на рассвет.
"Странно, — произнес священник. —
Я ведь сокрушил здесь зло.
Так почему ж тогда кругом
Все так тихо и темно?"
И тогда сквозь тьму нежданно
Снова голос прозвучал.
Черный ворон, как и прежде,
Все над головой летал.
"Эх, ничтожное создание,
Ты ведь тоже строил храм.
Знаешь муки созидания,
Знаешь ценности трудам.
Так кто ж тогда тебе позволил
Таким правом обладать —
Свои храмы всюду строить,
А чужие разрушать?"
"Такова воля господня,
Ведь это он послал меня!"
"Не лицемерь, жалкий священник.
Ты ведь сам пришел сюда.
И явился лишь за славой,
Милость божью получить,
Чтобы в раю себе повыше
Трон заветный прихватить,
Чтоб восседать там рядом с богом,
На смертных взирать с высока.
Я ведь был на твоем месте.
Знаю мысли дурака.
Когда-то ж и мне довелось
Служить никчемнейшему богу.
Я был его правой рукой
И светом освещал дорогу.
Любимый ангел я его,
Лучезарная звезда.
И говоря уже по правде,
Мир сотворил не он, а я.
Да, господь был архитектор,
Но создан мир моей рукой.
Я напомнил его светом
И тягучей темнотой.
Вы — разумные создания —
Цветы моих плодов познания.
Вы мой храм, мое творение!
Тогда как бог без сожаления
Вышвырнул вас всех подальше
И внушил вам всякой фальши,
Будто бы он любит вас.
Уж если он меня — святого
Ангела немолодого,
Верного слугу честóго —
Из рая в миг посмел изгнать,
То вас — людишек-то никчемных,
Блеющих, как скот, покорных,
И детишек несмышленых —
Вообще не смеет замечать".
"Это неправда! Я не верю!    
И кто вообще поверит зверю,
Который господа предал?"
"От бога я не отступал.
А лишь по праву своей власти,
Я, как творец и мира мастер,
Поднял свой трон на пьедестал".
"Ты хотел быть выше бога,
Гордый дух и ангел черный,
Но выше нету никого!"
"Твой бог, как ты, самовлюбленный.
Уж как понял я давно,
Тщеславие — это порок,
Что не оставит никого.
Он поглотил меня и бога,
Затем и до людей добрался.
Так что знай, священник юный,
Грех глубоко в тебе закрался".
"Молчи! Молчи, адская птица!
Жаждешь душой моей владеть.
Но тут тебе надо смириться.
Я смог твой ад преодолеть!"
"Ох, глупец! Ох, ты наивен!
Преодолел мой ад, ты говоришь?
Да ты в нем даже еще не был.
А сей мираж, что нынче зришь,
Всего лишь марево и дым,
Фата-моргана, просто блажь.
Ты думал, что уже герой,
На деле ж жалкий персонаж,
Статист простой, марионетка,
Кого за ниточки тянул.
Не уж и правда ты поверил,
Что так легко я распахнул
Тебе врата в свою обитель,
Чтоб какой-то человек
Вошел туда, как победитель,
И сломал черный ковчег.
Это иллюзия простая,
Чтоб думал, будто врата рая
Уже открыты для тебя.
Но из ада нет спасения,
Ждет тебя лишь боль и тление.
Ведь такова твоя судьба!"
"Молчи! Молчи, ты жуткий демон!
Я не сдамся никогда!"
"Я мог тебя испепелить
В миг, как явился ты сюда!
Я мог придать тебя всем пыткам,
Что придумал человек,
Осквернять снова и снова
Плоть твою из века в век.
Твоя душа попалась в сети.
Она моя! Я съем ее!
Ну а тело — лишь игрушка.
Выкину. Пускай гниет".
И в это самое мгновение
Иллюзорное видение,
Словно дым, развеял ветер.
И священник молодой
Увидел вновь перед собой
Картину ада в черном цвете.
И на этот раз, поверьте,
У ада не было конца.
Всюду кости. Хлысты пламя.
В место солнца и луны —
Демоническое знамя —
Перевернутый пентакль
Прям над головой блестит.
А у обрыва самой бездны,
Возле цепей, оков железных
Мертвых душ котел кипит.
Горизонта и не видно,
Только тьма и лес терновый.
У куда ни наступи
В аду лишь боль всему основа.
Черный дым, запах крови.
И ни разум, ни инстинкт
Никому помочь не смогут
Покинуть жуткий лабиринт.
Но священник не сдавался.
Шагал вперед он день за днем,
Тьму освещая в недрах ада,
Желая встретится с врагом.
Он доходил до цитадели,
Стучась в ворота вновь и вновь.
А ворон каркал над глупцом,
Из вен пуская ему кровь.
Но мужчина — стойкий воин —
Твердо дав себе обет,
Что одолеет сатану,
Очистив мир от зла и бед,
Продолжал в ворота биться,
Как бы дьявольская птица
Ни глумилась бы над ним.
Он брел вперед, не зная страха
И бил врага со всем размахом,
Ведь был господом храним.
И каждый раз в момент победы,
Когда все песни черта спеты,
И тщеславный человек,
Крепко верил в свой успех,
Демон снова появлялся
С новой силой и отрадой,
А наивного глупца
Бросал все глубже в терни ада.
И раз за разом, вновь и вновь
Вся эта сцена повторялась.
Человек уже не помнил,
Сколько раз он с тьмой встречался.
Одолеть врага пытался
Сперва силой и умом.
Хитрости не помогали.
Не усмирить черта мечом.
Он пытался и в ловушку
Затащить злого врага.
Обрушил на него валун,
Но не дрогнул сатана.
"Ты можешь сотни лет пытаться
Побеждать меня, наивный.
Твоя сила здесь ничтожна,
Да и разум примитивный.
Неужели правда думал
Ты, ничтожное создание,
Что, пройдя ты ад кругами,
Поборов в себе страдания,
Одолеть сможешь меня?
Меня — ангела господня —
Его лучшее творение?
Да… тщеславие — твой грех
И перед богом преступление".
И герой изнеможенный,
Принимая свой порок,
Пал перед чертом на колени.
Проигравший он игрок.
"Ты прав, злой демон.    
Я тщеславен, я воистину мечтал
Искоренить все зло на свете,
Чтоб сам бог меня избрал.
Но кто такой я, чтоб пытаться
Все пороки победить?
И кто вообще даровал право
Мне окружающих судить?
А ж судил, но сам был грешен.
И не смыть мне сей позор.
И с чего я вдруг решил,
Что явиться в адский двор
Было нынче божьей волей?
Кто мне позволил утверждать,
Что сам господь вел мою руку?
Удобный способ оправдать
Насилие и преступления,
Что совершал я, веря в свет.
И кто дал право мне решать,
Что воля бога, а что нет?
Я лишь жалкая песчинка.
Мне никогда не стать святым.
Моя жизнь ничто не стоит.
В эпохах сгину, словно дым.
И перед тобой, злой дух, я низок,
Как бы ни старался я
Казаться, что своею силой
Сумею одолеть тебя.
Ты прав, лукавый, никогда
Не победить мне ангела господня,
Коим был когда-то ты,
Ведь ты почти ж то богу ровня.
Перед натиском твоим
Никому не устоять,
Но все же… знаю я того,
От кого начнешь бежать!
Тебя ведь создал сам господь —
Его лучшее творение —
А посему лишь он способен
Подарить тебе забвение".
И на коленях наш герой,
В молитве робко сложив руки,
Мысли к богу устремил,
Прося лишь об одной услуге:
"Молю тебя, отец небесный,
Покарай же сатану!
Пусть все зло, что демон создал,
Превратится в тишину!
Я готов ценою славы
И спасения души
Пожертвовать себя всецело,
Остаться здесь в адской глуши.
Готов признать свою ничтожность.
О, господь, казни меня!
Делай со мною все что хочешь.
Лишь бы сгинул сатана".
Черный ворон долго думал,
Взирая на эти молитвы.
Расправил крылья, каркнул клювом
И покинул поле битвы.
"Ты свободен, — сказал черт. —
Душа твоя мне не подвластна    
Уходи из моей бездны.
Все это было напрасно.
Живи своею жизнью, смертный.
Надеюсь, что найдешь покой,
Но смотри — не зарекайся,
Еще приду я за тобой!"
Упорхнул злой черный ворон.
В миг развеялась вся мгла.
Лучи солнца сквозь витраж
Озарили храбреца.
Он лежал разбитый, сломлен.
Виски покрылись сединой.
Все-таки прошел сквозь бездну —
Доблестный он наш герой.
Отоспавшись трое суток,
Придя в себя в монастыре,
Священник наш увидел чудо.
Светился ангел в серебре.
Но не мираж, а все за правду —
Дева стояла перед ним,
Озарив его улыбкой.
А солнце в окне, словно нимб,
Освещало богодельню
Нежным светом чистоты.
И священник наш впервые
Попал в рабство красоты.
"Вам нужен отдых, отец Ян" —
Дивный голос прозвучал.
"Я что в раю?" — спросил герой.
"О нет. Отнюдь. Совсем не там.
Вы всего лишь в богадельне.
Лазарет в монастыре".
"Так откуда ж светлый ангел    
Столь ясно вдруг явился мне?"
"Ох… Я не ангел, не мессия.
Просто божья раба.
Имя мне — сестра Мария.
Я вам одежду принесла".
"Так это вы за мной смотрели,
Пока беспамятства лежал?
Это вы меня лечили,
Когда от боли я дрожал?
Да… вы не бог и не мессия,
Но вы меня воскресили!
Я быть думал, что умру,
Что отдал душу я жнецу,
И что гнусный сатана
Утащит ее снова в ад".
"Ну что вы…
Ваша душа спасена.
И воскресила вас не я.
Это сделал сам господь.
Лишь у него есть власть молоть
Крупицы жизни и сшивать
Их раз за разом по лекалу.
Ведь толко бог имеет право
Вершить судьбами людей.
И если уж закрыта дверь,
То не нам в нее стучаться.
Надо свой черед дождаться,
И возможно лишь тогда.
Бог пустит в райские врата".
"Да, я уже в раю, сестра.
Вы мой ангел и хранитель".
"О подвиге вашем говорят,
Что вы спасли бога обитель".
"Я?" — удивился отец Ян.
"Вы были там… в притворе храма,
Когда ударила гроза.
Вы стояли там упрямо.
Загорелись купала.
Но огня вы не боялись,
Бежали смело в жгучий пар.
Раз за разом вы с ведром
Шли, чтобы потушить пожар.
Никто не смел туда проникнуть.
И только вы, святой отец,
Мчались в ад совсем без страха,
Спасая господа дворец.
Над огнем, будто видение,
Как говорили очевидцы,
Слушался мрак, кружили птицы.
Прям какое-то наваждение.
Тогда как прям в самом огне,
Как будто было в полусне,
Какие-то тени танцевали
Свой безумный хоровод.
И все же вы храм сохранили,
Пожар жуткий потушили,
Ведь сам господь вас бережет.
О вас уже слагают песни.
В народе нашем вы герой!
А епископы твердят,
Будто отец Ян — святой".
"Нет! — воскликнул Ян в испуге. —
Я не прошу подобной славы!"
Ибо вдруг это все вновь
Сатанинские услады?
Но был он вовсе не в бреду,
Никаких больше видений.
Давно пропали миражи
Пряностей и искушений.
Теперь была лишь просто жизнь,
Какой являлась всегда ранее.
И все же что-то изменилось,
Ведь нынче Ян был в сердце ранен.
Все болело, но не плоть.
И боль эту не превозмочь.
Настолько рана глубока,
Что нет еще того копья,
Чтоб до тех далей дотянуться.
Лишь Купидонова стрела
Ворошила те жерла.
Ибо в тот час, когда проснулся
Наш прошедший ад герой,
Он к новым чувствам прикоснулся,
Навсегда забыв покой.
Страстям подвергся благородным
И влечениям первородным,
Узрев бездонные глаза
Прислужницы монастыря.
И вот уже который день
Ян в лазарете пребывает.
По городу ходит молва —
Священника все восхваляют!
Ждут когда святой отец,
Что храм воздвиг и спас его,
Поправится же наконец
И снова явится в народ,
Чтоб, стоя перед алтарем,
Благословил всех прихожан,
И чтоб отныне весть благая
Не покидала божий храм.
Ян был польщен подобной честью,
Но героизм свой отрецал,
Убеждая свою паству,
Что лишь господь сей храм спасал.
"А я — священник — ведь случайно,
Оказался в том огне.
Возлагайте славу богу!
Богу своему! Не мне".
И чем больше Ян стеснялся,
Свой явный подвиг признавать,
Тем больше люд пред ним склонялся
Его руку целовать.
Мало того, что пастырь храбрый,
Единолично шел в пожар,
Так еще и очень скромный!
Поистине же — божий дар!
Епископы ему писали,
Предлагая высший сан.
Но священик отказался.
Переборол тщеславие Ян.
Откинул он все искушения,
Заглушил страсти свои.
Но все ж не в силах был бороться
С нежным трепетом любви.
Каждый раз, видя Марию,
Ян опускал пугливый взгляд,
Ведь красота девичьих глаз,
Была бездонней, чем сам ад.
И день за днем, и ночь за ночью
Мечтал он с ней заговорить,
Но не хватало силы духа
Над страстью своей воспарить.
Пока однажды в темноте,
И в тишине исповедальни
Сквозь окошечко резное
Не прозвучал голос хрустальный.
По ту сторону ограды
Сестра Мария в слух молилась
И священнику по-новой
Тернии ада в сердце впились.
"Прости меня, святой отец,    
Ибо грешна я перед богом.
Полюбила я мужчину
И сны мне снятся о позорном.
Он красив и духом храбр.
А я лишь слабая трусиха.
Боюсь открыться в своих чувствах.
И не могу найти я выход.
Он служит богу, как и я.
Предан церкви он всецело,
И не посмотрит на меня,
Ведь во взгляде его зрелом
Нет такой мирскою страсти,
Что часто вижу в своих снах.
Мы оба дали обет богу.
Так откуда ж этот страх?
Откуда взялся трепет нежный?
Почему сердце стучит?
Может, именно сей пыткой
Бог со мною говорит?
Я полюбила. Это правда.
И очень за него боюсь.
Сегодня сон приснился жуткий.
С горьким сердцем признаюсь,
Что видела пучину ада,
Сатанинские врата.
Возлюбленный мой там метался.
Глумился черствый сатана.
Знаю, был лишь дурной сон.
В него не стоит верить мне.
Так откуда ж это чувство,
Словно бы он на крючке —
Мой возлюбленный мужчина?
Зачем во снах ко мне приходит
Эта боль и чертовщина?
Да простит меня господь,
Что говорю такие вещи.
Но кажется порой уж мне,
Что этот жуткий сон был вещим".
"Я знаю, о чем ты говоришь, —
Ответил Ян через ограду. —
Я тоже видел те врата
И проходил сквозь ужас ада.
Это не сон, не миражи,
А сатанинская уловка,
Чтоб думал, всякий, кто наивен,
Что пролезет сквозь веревку,
Что он не попадет в капкан
И что проснется по утру,
Но все ловушка, все обман —
Не выиграть чертову игру!
Я тоже верил в свои силы,
Но сатане я проиграл.
И если бы не воля бога,
На век бы я в аду застрял".
"Не говорите так, мой падре.
Вы одолели сатану!
Взглянув ему в глаза без страха,
Вы этим выиграли игру!
Не склонили вы колени
Перед черным господином.
Остались господу верны.
И в этом была ваша сила".
"Да будет так, как говоришь,
Мария, юная сестра.
Со злом-то, может, я сразился,
Однако снова ранен я".
"О боже! Что с вами случилось?
Могу ли я как-то помочь?"
"Меня сразило жгучей искрой.
Я не в силах прогнать прочь
Эти чувства, эту страсть.
Господь мой, что же за напасть?
Я будто бы ядом пропитан.
Куда ни глянь — вижу ее.
Когда мы врознь, я словно дикий,
Но вместе с ней — душа поет".
"Вы говорите о любви?"
"Прости меня, сестра, увлекся…
Нарушил исповедь твою".
"Да в вас огонь любви зажегся!
Святой отец, я вас молю!
Продолжайте свое слово".
"От любви кипит вся кровь,
Будто бы в аду я снова".
"Но ведь сам бог — это любовь!
Не стоит нам ее стыдиться.
Божий дар — любовь, как птица,
Облетает всех людей.
И верю я, настанет день,
Когда любовь восторжествует,
И в теплом вихре затанцуют
Все души у райских дверей.
Разве не этому нас учит
Церковь наша пресвятая,
Что чтоб войти в господня кров,
Требуются ключи от рая —
Надежда, вера и любовь".
Выйдя из исповедальни,
Мария взглянула на алтарь.
Храм без того был не достроен,
А после пожара всюду гарь.
На фресках прах. Доски разбиты.
Леса по-новой возводить.
Потребуется не один год,
Чтоб в храме все восстановить.
И все же алтарь сохранился —
Золотой иконостас.
На нем нету ни щербинки,
Будто вправду господь спас.
И Мария, пав в молитве
Перед дверью алтаря,
С трепетом проговорила:
"Как же я люблю, когда
Храм стоит в подобном виде —
Не достроен, но открыт.
Все светится своим простором.
Нет угла, который скрыт.
В столь незавершенной форме
Храм красив, какой он есть,
В мыслях о том, каким он будет!
И стоит же еще учесть,
Что хоть обитель не готова…
Коль алтарь уж освещен,
Он верно служит свою роль,
Для тех, кто богом восхищен.
Всегда хотела я узнать,
Какого же там внутри".
"Женщина в алтарь нельзя.    
Таков закон. Уж извини".
"Да даже стоя здесь, я вижу
Перед собой центральный неф,
И с легкостью я представляю
Прихожан, что в тишине,
Возносят тут свои молитвы,
Глядя на вас, святой отец.
Паства вас боготворит!
И вы, священных текстов чтец,
Наверное, даже в лицо знаете
Всех здесь верующих мирян,
Ведь к алтарю спиной стоите,
А значит, что прям в очи зрите
Всем, кто в трепетной молитве
Ради бога пришли в храм".
"Я молюсь здесь. Это правда.
Но все совсем не так, сестра.
Не видит глаз людских священник,
Хоть и стоит у алтаря.
Нет перед нами человека —
Лишь паства, безликая толпа.
Да и зрим совсем не в корень,
А на пустые купала.
Помни, что среди грехов
Тщеславие — самый страшный грех.
И мы ему всегда подвластны,
Ведь для священника утех —
Верить, что он слово божье,
Что он тут прав и лучше знает,
Что именно он вернее всех
Свои молитвы возлагает.
Хотя на деле, стоя здесь
У ворот алтарной арки,
Пастырь не молится в смирении,
А только роль свою играет.
Он как наставник. Он лишь учит,
Тогда как сам толком не знает,
Что такое господь бог,
Ибо первый отрицает
Его дары и красоту,
Его любовную заботу,
Веря, что лишь в воздержании
Мы найдем дорогу к богу".
"Значит, взойдя на алтарь,
Раб божий одержим грехом?"
"Сперва надо покинуть паству,
Чтоб самому стать пастухом".
"То есть все это игра?
Лишь притворяем роль свою?
Святой отец у алтаря,
А паства в нефе и в миру".
"Так в чем различие между ними?
Живут все страстями мирскими,
Роль одинаково играют,
Молитвы богу возлагают,
Каноны строго соблюдают
И покорно ожидают
Явленье бога на земле.
Так если мы здесь все едины:
Епископы, простолюдины,
Дети, женщины, мужчины,
То что разнит нас? Скажи мне".
"Святой алтарь нас разделяет
И ширма при исповедальне".
"Ох, боюсь, что не всегда
Стены бывают материальны.
Ведь даже близкий человек
Порой бывает очень дальним".
"Бывает… но вовсе не всегда.
Да и как уж верю я,
Что иногда близость стучится
Прямь сквозь разлуку в наше сердца.
И как раз то, что разделяет,
Еще больше всех сближает,
И любовью озаряет
Мужчин и женщин на века".
"Говоришь ты о мирском?
О нашей разнице полов?"
"Вы меня пугайте, падре.
Не могу найти я слов.
Я говорю о боге нашем,
О его священном храме.
Тут всюду стены, потолки,
И при этом господь с нами.
Не отделить его, напротив,
Создав под небом крепкий храм,
В этом каменном ларце
Бог куда ближе стал всем нам.
Прямо как и с алтарем!
От паствы он вас разделяет.
И в столь разрозненной молитве
Сильнее бога ощущаем.
Также и резная ширма,
Что стоит в исповедальне,
Ведь именно через нее
Мы находим смысл в тайне.
Нет преграды в этих стенах.
Куда же легче нам сквозь них
Делиться самым сокровенным,
Ведь только бог меж нас двоих.
Да и в смерти точно также —
Покуда живет человек
Не ценим мы его внимание,
Но когда уйдет на век,
В миг приходит понимание,
Своих ошибок созерцание
И с тревогой осознание,
Что не было вернее друга,
Ибо истинная близость
Является через разлуку.
Господь нам тоже ближе всех,
Но обитает в небесах,
И чем дальше его царство,
Тем глубже он в наших сердцах.
Как вы правильно сказали:
Не все стены материальны.
Впрочем как и паутины,
Что сплетают нас воедино".
"Ты права, сестра Мария,
Нас очень многое разнит,
И от этого сильнее
В груди моей сердце стучит.
Я хочу тебе раскрыться,
Поведать о своих страстях,
Но слово в горле застревает.
Не одолеть мне этот страх".
"Но чего же вам бояться —
Тому, кто сразился с сатаной?"
"Боюсь глаз ангела из рая,
Что говорит сейчас со мной".
"Святой отец!.."
"Я не святой. Совсем напротив.
Мои грехи уже не смыть.
Любовной страстью одержим.
И без тебя не могу жить.
Ты, сестра — моя болезнь,
И ты же от нее лекарство.
Желаю я тобой владеть,
Ведь без любви вся жизнь напрасна".
"Позвольте. Но в исповедальни  
Слышали вы речь мою.
И знаете же, святой отец,
Что тоже вас очень люблю.
Люблю так сильно, что порой
Убеждаю я себя,
Что даже райские блага
Не подарят мне покой.
Всю жизнь я бога восхваляла,
Но в тот день, увидев вас,
Безвозвратно духом пала,
Полюбив блеск ваших глаз.
Стали вы моим кумиром,
До селе я и не знавала,
Что страсть такая существует.
Теперь мечтаю не о божьем,
А о вашем поцелуе".
"Чувства эти все взаимны".
"Они порочны!"
"Нет. Невинны…"
"Кричит моя душа от боли.
Сердце рвется на куски,
Ведь с одной стороны бог,
А с другой стороны вы.
Как же сделать этот выбор?
Вынуждена я предать
Одно, чтоб сохранить веру в другое.
С чувствами не совладать.
Меня уносит будто в море
Нахлынувшей волной любви.
Боже, очень я прошу!
Мудростью благослови!
Ведь что это? Запретный плод
Или, может, врата рая?
Сатанинская услада
Или божья награда?
Любовь — есть бог!
Я знаю точно.
Так почему ж она тогда
Кажется мне столь порочной?
Кабы не сойти с ума…"
"Любовь и правда с ума сводит.
Она невыносимый груз.
Но без нее жизнь тяжелее.
В этом уж тебе клянусь".
"Все это лишь моя вина.
Я каюсь в том, что вы узнали
В исповедальне о страстях,
Что мой рассудок запятнали.
Я зажгла пороки в вас".
"Не правда, добрая сестра.
Я полюбил вас в миг, когда
В тот день очнулся в лазарете
И увидел глаза эти,
Твой бездонный взгляд, улыбку!
Ради них готов погибнуть!"
"Не говорите так, отец,
Ведь громкий стук наших сердец
Не должен нас к греху склонять.
И коль того не избежать,
То лучше мне одной страдать,
Ибо не позволю я,
Чтоб нас священник, отец Ян,
Предал бога, прихожан,
И пал на сторону греха".
"Поздно, милая сестра.
Уж из груди торчит стрела.
И льется кровь, но не пророка,
А плотской страсти и порока.
Я вас люблю, сестра Мария.
От страсти этой нет спасения.
И раскрывшись в своих чувствах,
Принял я грехопадение".
"Как бы ни было нам тяжко,
В господа нам верить надо".
"Эта вера лишь издевка —
Пародия того расклада,
В котором оказались мы".
"Да, любовь наша не сладка —
Она как дикие цветы,
Где под аленьким бутоном
Скрыты острые шипы.
Об них желаю уколоться,
Как жажду плотского греха,
Но дала обет, который
Не нарушу никогда".
"Ты не одна в таком желании.
Греху готов я уступить.
Мечтаю я с тобой, сестра,
На неизвестный путь ступить,
Срывать яркие бутоны,
Целоваться до утра!
И за эту мимолетность
Я целый рай готов отдать!
Да, я тоже люблю бога,
Но тебя люблю сильнее.
И нет на свете такой силы,
Что изменит мое мнение.
Ты — мой ангел, совершенство.
Нет без тебя в боге блаженства.
И пусть плачут небеса,
И в гневе прибывает бог,
Но ради твоих нежны губ,
Я снова в ад пойти готов".
"Не говорите так! Не надо!
Совсем не стою я того.
Мало того, я грешна,
Так еще вас взяла с собой,
Нарушила я вас покой".
"Нет нам обоим искупления
Под серебряной луной.
Готов я господа предать
За одну лишь ночь с тобой".
"Не говорите так! Не смейте!"
"Я вас люблю. Просто поверьте!"
"Я верю…
Верю вам… каждому слову.
Верю, что нашли основу
Своей жизни вы в любви.
Вы в этом больше не одни.
Я буду вашей… я клянусь!
И перед богом говорю,
Что после смерти наши души
Встретиться в райском саду!"
"Лишь после смерти?.."
"Уж поверьте!
Любовь ведь лучшее из чувств,
Нет ничего ее важнее.
Да, я люблю вас. Это правда.
Но бога… я люблю… сильнее".
И чтоб не искушать судьбу,
Мария вышла из стен храма,
В раздумьях оставив Яна
Одного… почти в бреду.
Смотрел он строго на алтарь,
На стены, на исповедальню…
И шептал он в углу дальнем,
Как обезумевший дикарь.
"Да… Не все преграды материальны.
И сегодня в день ненастный,
В самый пыл могучей страсти  
Господь бог стал мне стеной.
Он разделил меня с Марией…
Хотя до этого был силой,
Что вопреки жутким стихиям
Объединил меня с сестрой.
Она твердит, что нас сближает
Все то, что и разъединяет.
И в этом есть какая-то правда,
Ведь бог, стоя между нами,
Сблизил нас в священном храме.
Но теперь вместо награды
За пройденные круги ада —
Господь лишил меня любви.
Сперва жестоко подразнил,
Понюхать дал эти плоды
Мирской услады молодых,
А затем в тот час, когда
Мария стала бы моя,
Объявился между нами,
Как терновая преграда.
Вместо красного вина
Мне с ухмылкой подал яду.
Ты, бог, жесток, самолюбив,
Желаешь, чтоб тебя хвалили.
И создал в мире ты любовь,
Чтоб одного тебя любили!
Эгоистичный ты бахвал!
Я верен был. Уж ты-то знаешь!
Но чувства эти не взаимны,
Коль таким мукам подвергаешь
Тех, кто строит тебе храмы
И кто готов ради тебя
Спуститься в ад и слагать песни,
Кто не жалея своих сил
Искренне тебе служил,
И кто во славу врат небесных
Жизнь на алтарь положил.
Но тебе этого мало!
Ты ничего не оценил!
Жаждешь ты моих мучений,
И чтоб за это я любил
Тебя всецело и всей страстью.
Чтоб молча млел пред твоей властью
И чтоб твоей голодной пасти,
Что питается несчастьем,
Я больше паствы обратил.
Но вера твоя лицемерна —
Как бы ни была безмерна —
Если в ней лишь непременно
Скрыта ложь и всюду скверна.
Никто не скажет достоверно —
Есть ли любовь твоя посмертно.
Как же глуп был и наивен
Я в детстве, что слушал попов,
Которые в уши мне твердили,
Будто бог и есть любовь.
Но слова эти неверны —
Лишь пересказ древних культур.
Господь бог не милосердный,
А жестокий самодур.
Я сожалею ни о том,
Что любви мирской поддался,
И ни о том, что в пылких чувствах
Возлюбленной своей признался.
И уж точно не жалею,
Что отказан был в любви.
Жалею лишь о том, мой боже,
Что этот храм тебе воздвиг!
Ты не достоин такой чести!
Ты мне больше не спаситель!
Я построил данный храм —
Я же и сожгу обитель!"
И этот миг берет священник
Горящий факел со стены
И поджигает им алтарь.
Помыслы его черны.
Огонь в миг распространился.
Ему уж было не впервой
В стенах святых вдоволь развиться
Под одинокую луной.
Пламя обожгло колонны,
Истлели фрески и иконы.
И в самом центре из огня
Ликовал священник Ян.
Он осветил эту обитель,
В которой вечный мрак, темно,
Тем же пламенем могучим,
Коим крестил еретиков.
Торжествует справедливость!
Ян счастлив там в огне.
За совершенный им поступок
Святая церковь падет в гнев.
Не сожги себя Ян сам —
Его казнит ему подобный,
Ведь немало же кругом
Рабов, господу покорных.
Горят огни. Мерцают тени.
Герой смеется сквозь пожар.
Все очистилось в пылу.
Поистине священный дар!
Алтарь истлел. Притвор разрушен.
Загорелись купала.
Священник Ян в огне танцует!
Вновь ликует сатана!
Черный ворон, как по зову,
В миг на сцене появился
И, расправив свои крылья,
Над героем стал кружится.
"Зачем опять меня призвал    
Ты, ничтожный человек,
Который лишь недавно клялся,
Что верен господу навек?
Неужели ты так быстро
Взгляды свои изменил?
Предположу, что бог тебя
Сам уж переубедил.
Интересно, что на сей раз
Сделал этот лицемер?
Не исполнил обещание,
Или может, например,
Твоего брата на заклание
Затащил в свой райский сквер?
Породил чуму лихую?
Ниспослал на мир химер?
Голод? Засуха? Морозы?
Или, может, жуткий смерч?
Ох, да что я говорю…
Ты ж тщеславное создание!
Ничто не значат для тебя
Народа твоего страдания.
Тебя интересуют лишь
Твои личные терзания.
А там пускай весь храм горит,
Пускай весь мир в крови утонет.
Главное, у тебя сердце болит,
От любви несчастной стонет.
Ему монашка отказала —
Смех и слезы да и только!
Сам ведь проповедь читал,
Сам загонял ты паству в стойла.
Вот пожимай свои плоды —
Плоды невежества людского,
Где вынуждены вы выбирать
Меж любовью или богом".
"Да, злой демон. Ты был прав!
Несказанно бог жесток!
Даже побывав в аду,
Окунувшись в кипяток,
Не испытал я такой боли,
Которую всевышний бог
На меня обрушить смог.
Заставив людей выбирать,
Меж любовью и спасением,
Он показал свое нутро
Жестокости и лицмерья.
Даже ты, злой демон, черный
Ворон, богу непокорный,
Когда творишь повсюду зло,
Не прикрываешься добром.
А бог… и мы — святая церковь —
К благим намерениям взывая,
Лишь сеем боль и ложь, страдания,
Разлуку и во тьме скитания.
Мы — якобы, борцы с грехом,
Но по правде говоря,
Сами его создаем,
Ведь люди тянутся всегда
К тому, что им совсем нельзя.
И сей запретную стеной
Выступает бог святой.
Но то, что людей разделяет —
Еще больше побуждает
Прикоснуться к тем плодам.
Таким образом жестокость
Бога просто безгранична,
Ведь он сам создал порочность,
Сем же ею искушает,
Сам нас к ней не подпускает,
И за нее же нас карает.
Ситуация комична,
Жестока, попросту цинична,
И во многом иронична,
Ведь он именно меня —
Священника у алтаря —
Посмел любовью искусить,
И сердце в дребезги разбить.
Господь мой не достоин чести!
И теперь из пылкой мести,
Я уничтожил его храм.
И тебе, злой дух, коль хочешь,
Душу я свою отдам!"
"Неужели все так просто?
Как легко ты в ад спустился!
Предал бога своего
И с душой своей простился".
"Легко, ты говоришь?
Поспорю!
Да нет в аду таких мучений,
Чем страдания любовью.
Тебе сей боли не понять!
Ты никогда не ведал чувств".
"Напротив, смертный человек,
Прошел пучину я безумств,
Страстей, страданий и кощунств.
Вкусил я все эмоции ваши
И знаю, насколько они важны.
Я жесток, но справедлив.
В аду моем мучений много,
Но какие б пытки я ни создал —
Нет во мне чувства озорного
Глумиться над смертными людьми
Ради забав и любопытства,
Ведь, в отличии от бога,
Не совершаю я безчинства.
Да… я лукав, но честь имею.
Зло без повода не сею.
И уж поверь, я знаю о любви,
Ведь до сих пор скучаю по Лилит.
Но неужели правда думал
Ты, ничтожное создание,
Что богу есть дело до тебя,
Чтоб искушать тебя мечтанием
О любви, взглядом Марии
И плотской страстью мирской жизни?
Да никогда к такому слизню
Бог свой взгляд не обратит.
Да, Мария — его чадо.
Столь безупречная душа
Всякому была б наградой,
Но как же мысль не посетит
Твой разум, страстью замутненный,
Что ниспослал тебе Марию не господь,
А ворон тьмою оскверненный?
Это я вас свел воедино!
Я вас обоих искусил.
Просто так что ль отпустил
Тебя я из своего ада.
Нет уж, милый мой священник,
Такова моя отрада —
Среди трофеев и наград
Видеть тебя, тщеславный пленник.
Ты думал, что сильней меня?
Думал, сломишь ты мой ад?
Что ж, признаюсь, ты силен.
Твердо на ногах стоял —
Или точнее на коленях
К богу своему взывал.
Вера в него была щитом.
Воистину уж думал я,
Что не сломаю я тебя,
И что храбрец священник Ян
Так и покинет черный храм
Не оскверненный моим злом,
Совсем без страсти и изъян,
Не сломленный моим мечом,
Адским пламенем и льдом.
Уже и прямь надежду был готов оставить я,
Что завладею я твоей душой,
Но понял — не сломить тебя страданием,
А посему послал покой…
Покой… в том самом лазарете,
Где при самом чистом свете
Узришь бездонные глаза,
И где вкусив чувство любви,
Поистине познаешь ад".
"Так это все твоих рук дело,    
Черный мерзкий сатана?"
"Я лишь подстроил вам свидание,
Но никто не заставлял тебя
Сестрой Марией восхищаться,
В любовной страсти признаваться
И от бога отрекаться.
Все это ты сделал сам
Данной тебе свободой воли,
Сам загнал себя в ловушку,
Сам подвергся этой боли.
Я же этим наслаждался,
Твоей страстью упивался,
Ибо в сети ты попался.
И от меня не убежать.
Теперь же я закрою двери,
И от ныне ты на веки
В аду моем будешь блуждать".
"Был пойман я на твой крючок,
Как бы ни сопротивлялся".
"Я лишь подложил капкан,
И ты сам в него попался".
"А что еще мне было делать?
Отречься от моей любви.
Да, я сильный человек,
Но настолько мне не льсти!"
"У каждого есть свой рычаг.
Надо лишь найти очаг,
Откуда чувства полыхают,
Подбросить дров, и путь крепчают
Все те тайные причуды,
Что чистый разум поглощают
И людей порабощают.
Ты был рабом своего бога,
Теперь же стал рабом любви.
В обоих случаях безответны
Отвались чувства все твои.
Никому ты здесь не нужен:
Ни богу, ни сестре Марии,
Ибо ты, как все миссии,
Ценен лишь для услужения.
И когда исполнил роль,
Загнал скотину в храм на бой —
Тебя ждет только поношение,
Расчетливое унижение,
От церкви своей отречение,
Массовое осуждение,
И даже жертвоприношение,
На костре ярком сожжение —
Такое вот вознаграждение
Заслуживает каждый муж
За честное богослужение.
Или же наоборот…
Заявят то, что ты герой!
Что церкви искренне служил.
При жизни оставят без награды.
А вот посмертно — заслужил!
Похорон твоих не будет —
Труп твой в мощи превратят,
Чтобы даже после смерти
Могли использовать тебя.
На костях не раз станцуют,
С молитвой песни прозвучат.
И люд покорный, труп целуя,
Подкинет пастырю деньжат.
Внесут тебя в лики святых,
На иконах нарисуют,
Но никто и знать не будет,
Кто на самом деле ты.
Сочинят одни легенды,
Ложь напишут в книгах тленных.
Вера ведь на то и вера,
Чтобы верить в небылицы.
Так что знай уж, светлый рыцарь,
От церковной лжи на скрыться.
Они используют тебя!
Такова твоя судьба —
Агнца, что на заклании
Уже рубят топором,
Прикрывая свою алчность
Сказкой о борьбе со злом.
Ибо так устроен мир.
Каждый раб для господина
Нужен лишь, чтоб барский пир
Был более вкусным и с размахом.
Ты лишь еда, ты как салфетка.
Певчий соловей, что в клетке.
И когда вас доедают,
Косточки все обгладают,
Назавтра и не вспоминают.
Так что песня твоя спета.
Роль хорошо свою сыграл.
Сперва построил дивный храм,
Затем же сам и уничтожил,
И тем самым повод дал
Для церкви ты своей ничтожной
Вновь разжечь всюду костры,
Чтоб дрогнули еретики,
Чтоб боялись все враги,
И чтобы глупый люд покорный
Склонил головы свои".
"Что ж, злой демон, убедил.
Нет у меня больше сил
Ни с богом, ни с тобой бороться.
Забирай меня в свой ад!
Гнить в огне я буду рад,
Лишь бы впредь не вспоминать,
Как ради бога я и церкви
Был готов всю жизнь отдать!
Душой моей хотел владеть ты?
Забирай же свой трофей!
Но пока открыта дверь,
Позволь разок и напоследок
Узреть мне ту, что всех милей".
"Позволяю, — сказал Ворон. —
Гуляй всю ночь и до утра!
И когда закончишь дело,
Знаешь, где найти меня".
"Да, злой демон, тут ты прав.
Найти тебя совсем несложно,
Ведь направляясь прямо в ад,
Сбиться с пути невозможно".
И наш герой — священник Ян —
Средь ночи в монастырь помчался.
И в лунном свете… в тишине
Он на балкон тенью ворвался,
Оказавшись в тех покоях,
Где под распятием на стене
Крепко спала сестра Мария,
Видя бога в своем сне.
Но очень скоро ее рай
Сменился комнатой монастыря,
Где сквозь тьму и в полумгле
Смотрели на нее глаза.
"Кто здесь? — Мария прошептала. —
Ты ангел, которого во сне призвала?"
"Не ангел я, — прозвучал голос в ответ. —
Его противоположность".    
"Демон?.." — монашка испугалась.
Была нужна здесь осторожность.
"Как вошел ты в дом господня,
Коль не ангел и не человек?
Как покинул преисподнюю,
В которой заточен на век?"
"Я пока не узник бездны,
Хоть и спущусь туда уж скоро.
Нет мне больше пути в рай.
Только в ад — моя дорога.
И явился в монастырь,
Чтоб с тобою попрощаться.
Чистая сестра Мария,
Я желаю тебе счастья!"
"Счастья мне призрак желает?
Своим ушам не верю я.
Голос ваш такой знакомый.
Не вы ли это, отец Ян?"
"Я был когда-то им… то правда!
Но я больше не священник.
Я стал разносчиком порока,
Пропавшая душа и грешник".
"Не говорите так, отец святой".
"Святой? Ирония какая".
"Бог милосерден, ибо каждый
Пройдет через ворота рая".
"Каждый, кто посмеет. Верю.
Но меня там не ищи.
Ибо добровольно я
Поддался власти сатаны.
Я отрекся от небес.
Я предал бога, его волю".
"Да, хватит же, святой отец!
Я говорить так не позволю!
Ваше сметение не в вере,
Это я вас с пути сбила,
Ведь тогда в исповедальне
Чувства вам свои открыла.
Дала надежду и сбежала…
Совсем глупая трусиха.
И каюсь перед вами я,
Что так жестоко поступила.
Совершенно не права,
Что в любви вам отказала,
Ведь отказала вам я в том,
Чего сама же и желала.
Я люблю вас, отец Ян!
И быть хочу я только с вами.
Так пусть сегодня и отныне
Не станет границ между нами".
"Нас объединяет то,    
Что нас же с тобой разделяет…
Как ширма в той исповедальне,
Как алтарь, и как сам бог.
И только для тебя, Мария,
Я стал недосягаем,
Так сразу огонь страсти
Я в тебе зажег".
"То, что разлучило нас, —    
Оно же нас объединит.
Между нами любовь к богу,
Так пусть любовь и нас сплотит!
Коль суждено нам вместе быть,
Зачем же ждать божьего царства?
Ведь можно нам сейчас любить!
И раем вместе наслаждаться
Прямо здесь и на земле.
Подойди ко мне поближе!
Зачем ты шепчешь в полумгле?"
"Уже поздно… выбор сделан.
Да и зря сюда явился.
Лишь потревожил я твой сон.
Пора уже мне удалиться".
"Прогонять тебя не смею.
Ложись рядом, отец Ян,
И теплом своим согрею".
"Что это? Опять обман?"
"Не обман. А все за правду!
Тебя поистине люблю!
За ночь с тобой на все готова
Даже если в рай не попаду".
"Не говори ты так, сестра!
Не знаешь, что такое ад!"
"И что такое рай не знаю.
Он лишь сниться мне во снах".
"Прошу тебя…"
"Храбрый герой,
Коснись меня!
Лежи со мной!"
"Не надо… подожди, Мария…"
"Да пусть нас захлестнет стихия!"
"Не понимаешь ты. Постой!"
"Да чего уж нам стесняться?"
"Я не за тем сюда пришел…"
"К твоей груди хочу прижаться
И губами прикасаться.
Душой и телом восторгаться!"
"В этом теле нет души.
Давно ее я потерял,
В цепкие лапы сатаны
За бесценок передал".
"Но бездушному созданию
Не дано постичь любовь,
А в тебе, мой милый Ян,
Я слышу, как играет кровь".
"Сердце стучит в горячей страсти,    
Но не в любви… наоборот!
Во мне ненависть кипит!
Ярости водоворот!
В отражении глаз твоих
Облик собственный я вижу.
Со стороны себя увидев,
Сам себя я ненавижу.
Не прикоснусь к тебе, Мария.
Я жалею, что пришел.
Свою душу я не спас.
Греха в себе не поборол.
Так еще и твою душу
Чуть с собой не прихватил.
Я хочу тебя всем телом!
Но воздержусь… уж хватит сил".
"Постой! Куда ты? Я прошу…"
"На вечность в мрак я ухожу,
В забвение и тишину.
Не ищи меня, Мария.
Забудь, что я существовал.
Служи богу, как и прежде,
Чтоб он тебя в свой рай призвал.
Ты заслуживаешь счастья.
Я же с счастьем опоздал
Прощай!" — сквозь ветер он шептал.
И тенью соскочив с балкона,
Герой в глубокой мгле пропал.
Мария осталась в тишине,
Глядя возлюбленному в след,
Не понимая, где здесь явь,
А где был полуночный бред.
Воистину она сейчас
С отцом Яном повстречалась,
Или же все это ей
В глубоком сне лишь показалось?
"Ох, возлюбленный герой,    
Поглощенный мраком тени,
Из-за меня ведь ты пропал.
Не вынес ты моих ранений,
А ужалила я сильньо,
Отказав тебе в любви,
Ведь нет еще такой судьбы,
Что была б невыносимей,
Чем жизнь в вечном воздержании —
И в постоянном отрицании
Мирских услад и любознания.
Ибо самое тяжкое мучение —
Дни, проведенные в терпении,
Когда сердце требует любви,
А плоть ревет от вожделения.
Прости меня, любимый мой,
Где бы ты ни находился.
Даже если в ад спустился,
Пойду я нынче за тобой.
И будь ты мертв и не живой —
И в царстве тьмы обрел покой,
Найдя единство с пустотой,
Не приму я путь иной,
Чем, покинув мир земной,
Помчатся за своей мечтой —
Блуждать в тени, во тьме ночной
И под холодную луной,
Простившись с богом и с душой,
В спор вступив с своей судьбой,
Искать тебя, любимый мой,
Пока под яркою звездой
Не стану я твоей женой".
И в этот миг сестра Мария,
Распустив косу свою,
Ушла из монастыря,
Помчавшись сквозь сырую мглу.
И день за днем она искала
Возлюбленного своего
Но нигде не было Яна —
Пропало его естество.
Душа его в бездне таилась,
Принимая свою боль.
В аду он сидел на цепи —
Так велел черный король.
Сатана над ним глумился.
И Ян был ему шутом.
Как неожиданно в аду
Озарилось все кругом
Ясным светом чистоты,
Будто в царстве сатаны
Божий ангел появился,
Чтобы с демоном сразиться,
Но то не ангел оказался,
А всего лишь человек.
Сестра Мария в ад шагнула,
Чтоб отныне и навек
Душа ее во тьме скиталась,
Ведь, как уж нынче оказалось,
Только так она способна
Возлюбленного лицезреть.
И пусть душа будет гореть,
Но гореть уж будут вместе.
Там, где Ян, — там и она.
"Бери меня, злой сатана!
Моя душа теперь твоя,
Ведь рай — не рай уж для меня,
Если нет там тех, кто дорог
И кого искренне люблю.
Пусть войду я в черный город,
Коль там любовь свою найду.
Если Ян сейчас с тобой
И душу его поглотил,
То буду я твоей рабой
Покуда уж мне хватит сил!"
"Стой, Мария! Нет! Не надо!    
Остановись! Не пей отраву!"
"Но как еще с тобою быть?"
"Я не позволю тебе гнить
В этом аду, как гнию я.
Уж оступился на пути
И угодил в черный капкан.
Но тебе, чистая дева,
Нечего делать здесь в аду!"
"Я явилась за тобой.
И без тебя я не уйду!"
"Я священник — слуга бога —
Для сатаны лучший трофей.
Он не отпустит поводок,
Не распахнет пошире дверь.
Я здесь узник навсегда,
И даже в миг судного дня,
Господь не пощадит меня,
Не заберет к себе в свой рай.
Так что, Мария, уж прощай!
Но здесь нам нет с тобою места.
Я прислужник сатаны,
А ты — божья невеста".
"Мне на небо — тебе ад?
Я не согласная на расклад,
В котором мы с тобою порознь.
Ведь то, что нас разъединяет,
Друг к другу еще сильнее манит.
Так что пусть уж лучше ворон
Возьмет меня к тебе поближе,
Где глаза твои увижу,
Нежный шепот твой услышу,
И где в огне сквозь тихий мрак
В единстве души воспарят".
"Нет, Мария! Не позволю!
Сатана лишь сломит волю!"
"Что бог, что демон — все едино.
Так и так буду служить.
Мне не важно в каком царстве,
Главное с тобою быть".
"Беги отсюда поскорей,
Пока еще открыта дверь!
И пока ехидный зверь
Не уволок тебя поглубже.
Это я столь неуклюже
Сатане в клыки попал.
Плоть он здесь мою терзал,
Копыта о душу вытирал.
И ни за что я не позволю,
Чтоб он и тебя сломал".
"Поздно, жалкий человек!    
Мария вошла ведь в мое царство.
Так что теперь уж предстоит
Отведать ей мое коварство".
"Нет! Молю тебя! Не трогай    
Душу чистую ее.
В ней нет порока, лишь невинность.
Огонь ее твой не прожжет.
Тебе всего лишь нужен я!
Я — священник, что грешил.
Так что мучай уж меня,
Лишь бы Марию отпустил.
Она невинна и чиста.
Не для нее был создан ад.
Ты жесток, но справедлив!
Сжалься над ней, сатана!"
"Ох, наивное создание.
Ты правда думал, то что я
Гонялся за твоей душой?
Что свел с Марией я тебя,
Чтобы нарушить твой покой?
Да, говорил же, что глупец!
Тщеславие — твой главный грех.
Ты думал, что здесь ты герой,
Но ты лишь жалкий человек.
Сперва поверил, что ты рыцарь —
Орудие бога на замле,
Затем уверовал, как будто
Твоя душа столь ценна мне.
Хочешь, чтобы целый мир,
Крутился лишь вокруг тебя,
Чтобы пред душой твоей
Трепетал ад и небеса.
В раю героем быть хотел,
А в преисподние моей
Мученика ты играешь,
Будто бы ценный трофей.
Да мне плевать на твою душу,
Как впрочем и в нее саму.
Ты никогда мне не был нужен.
Я за иной птицей слежу.
Я свел тогда тебя с Марией,
Не чтобы ты ей искусился,
А чтоб она в тебя влюбилась,
И чтоб за столь ничтожным малым
Сама ко мне в мой ад спустилась.
Ты, Ян, не более чем наживка,
Пешка, что обменял я на ферзя,
Ты лишь разменная монета.
Не уж ты думал, будто я
Желаю завладеть тобой,
Столь ничтожным человеком,
Столь никчемную душой.
Да посмотри же вокруг, смертный!
В моем аду таких как ты
Миллионы да и больше.
Вы лишь трава, а не цветы.
Мне же в аду нужно иное —
Присвятейшая душа,
Творение бога золотое.
Мне нужна была она!
Мария — чистое дитя!
Невинная, как свежий снег
И как хрустальная роса!
Явившись ко мне на ночлег,
В преисподней настал праздник!
Марию в жены я возьму!
Душа ее в грехе повязнет,
Окуну ее во тьму!"
"Нет, Мария! Подожди!"    
"Уже сижу я на цепи…"    
"Прости! Прости меня, Мария!"
"Вошли под кожу клыки змия".
"Я не хотел! Прошу поверь!"
"Поздно. Уже закрыта дверь!"
"Постой! Прошу тебя! Не надо!"
"Мария теперь моя награда,
И столь желанная услада!
Королевой будет ада!
Она моя теперь навек.
А ты, тщеславный человек,
Гуляй! Гуляй теперь и дальше!
Мне не нужна твоя душа.
В рай тебе уж нет дороги,
Но и в ад закрыл врата.
Ты теперь ни тут, ни там.
Поверь, уж это не обман.
Блуждать отныне будешь вечность
С неприкаянной душой.
И куда б ты ни пошел,
Не обретешь ты свой покой.
Зато, тщеславная букашка,
Будет время у тебя,
Год за годом не старея,
Осмыслить глубину греха,
Что нынче совершил ты здесь,
Спустив Марию в жуткий ад.
Так что ты и прямь герой!
Надеюсь, этому хоть рад!"
"Зачем же так ты поступаешь?"
"Я справедлив. Ты это знаешь.
Сам просил ведь наказания
За грехи, без воздаяния
Пылать в моем адском огне.
Так получи свое желание,
Поскольку нет больней старания,
Чем жизнь пустая на земле.
И бытие твое продлиться
Не одно теперь столетие.
Ведь как и всяк, кто был тщеславен,
Получай свое бессмертие!"
"Я признаю свою ничтожность,
И что грехи мои не смыть.
Но объясни мне: как господь
Сумел все это допустить?"
"Ты сам от бога ведь отрекся,
Как ныне я отрекся от тебя.
А посему оставил вас господь.
Нет надо мной его меча.
Ведь уж если сам священник,
Как ничтожный жалкий грешник,
Создателя больше не любит,
То что говорить о простом люде?
Вы взываете к ему часто,
Но нет его в ваших сердцах.
Теперь лишь я хозяин бала,
А монастырь твой истлел в прах".
"Я могу все вновь построить!"
"Склеив, швы уже не скроишь!
Что мертво — не возродить.
Такие раны не зашить".
"Тогда зачем мне вечно жить?"
"А это уж решай ты сам.
Смотри на свой истлевший храм
И знай, что это все ты сделал сам —
Не бог с его пустым законом,
Не черт, торгующий пороком,
А ты, тщеславный человек.
Теперь живи не один век —
Наслаждайся вечной жизнью,
Блуждай без храма и без крова,
И лишь, когда ты помудреешь,
Быть может свидимся мы снова".
И черный ворон улетел,
В миг в тумане растворившись,
Забрав с собою жуткий ад
И Марию, что смирившись
Добровольно в тень пошла,
Где ее столь филигранно
Поработил злой сатана.
Минула ночь — настал рассвет.
Но в сердце Яна света нет…
Лишь холодная дыра,
Тишина и пустота.
Беспросветное отчаяние,
Ошибок своих осознание,
Ведь нет жестче наказания,
Чем вечное существование
В постоянном понимании,
Что ничего не изменить,
Что с этим грузом на плечах
Еще целую вечность жить.
На месте, где был светлый храм,
Теперь лишь свалка из отходов.
А там, где был когда-то город,
Земля треснула напополам,
Будто бы боевой шрам
На почве оствило замлетресение.
Да и давно уж град великий
Пребывает в запустении,
Ведь уж сколько лет минуло,
Как прошло переселение.
Время не стоит на месте.
Жизнь все еще течет рекой.
Люди плодятся, умирают.
И только Ян все молодой.
На лице нет ни морщинки.
Новых седин нет в волосах,
А ведь все, с кем был знаком,
Давно уже лежат в гробах.
Каждого, с кем вел беседу,
Каждого, кому помог,
Ян хоронил в пустую землю,
И оставался одинок.
Не солгал-таки лукавый,
Исполнилось его пророчество.
И Ян, в бессмертии блуждая,
Принял свое одиночество.
Он шагал один в тени,
Избегая блага общества,
И наступали даже дни,
Когда же он свое ничтожество
Пытался в отчаянии умертвить,
На себя руки наложить,
Ибо не желал он жить.
Но сколько бы он ни топился,
Сколько б петель ни заплетал.
Сердце продолжало биться.
Герой никак не умирал.
Однако Яна не забыли.
И люди в третьем поколении,
Те, кто совсем его не знали,
Сошлись-таки в едином мнении
И святым Яна признали,
Мифов понасочиняли,
Какие-то мощи откапали,
Сотни икон нарисовали.
И вот уже который год
Молятся что было сил,
Чтоб тот, кто душу свою погубил,
И Марию в ад спустил,
От греха их защитил.
И глядя на этот позор,
Ян очень скоро вразумил,
Что люди слепы, ведь не знают,
Кто ж на деле их кумир.
Они верят в небылицы,
Столь ведомые обманом.
Не солгал ведь сатана,
Что это он здесь правит балом.
И чем больше Яна чтили,
Тем больше он себя проклинал.
Но людей не изменить —
Герой наш это точно знал.
Прошли года, прошли столетия,
А Ян все еще в пути.
Бредет кругами по планете.
До дыр стерлись сапоги.
Шагал он по траве и камню,
По лесам и по горам,
Обошел он все пустыни,
Даже ступал по костям.
И чем больше он блуждал,
Тем все четче понимал,
Что шар земной — это могила,
Ведь куда ни наступи,
Не найти такого места,
Где не завяли бы цветы.
Обошел Ян океаны,
Проходил сквозь смерч и вьюгу.
И везде он был один.
Лишь ворон следовал повсюду,
Безмолвной тенью шел за Яном,
Издали все наблюдал,
И видом своим напоминая,
Насколько ж низко герой пал.
Прошли снега, дожди и холод,
Наводнения и голод.
День за днем войны идут,
Ибо этот жалкий люд
Все никак не вразумит,
Что во вселенной он лишь миг,
Совсем никчемная песчинка,
Даже не капля в океане,
А засохшая росинка.
Но тщеславие и гордость,
Возросшие до небес,
Так и внушают этим людям,
Будто они господь и бес,
Будто бы от их стараний,
От их искусства и страданий,
От их войн и славы тленной
Измениться что-то во вселенной.
И золотым тельцам с поклоном
Ценных валют насоздавали!
И скольких ух поубивали
Ради денег год за годом.
Да и за веру полегло
Не меньше чем за серебро,
Ибо в конце концов не важно
Ради чего им воевать,
Ведь все это лишь причины,
Чтоб жестокость оправдать.
История людей ничему совсем не учит.
И вот уже через года
Мы строим башни Вавилона
Что пронзают небеса.
Они воздвигнуты из стали
И очень крепкого стекла.
И таких не одна вышка,
А сотни… целые города,
Полные искусственного освещения.
И для людей, вчера рожденных,
Нет в этом капли удивления.
Что вчера считалось чудом —
Сегодня стало повседневным.
Не думают люди о грядущем,
Живут лишь счастьем однодневным.
Тщеславие стало им валютой.
Фотографируются каждый миг.
Всюду лживые улыбки.
И каждый сам себе кумир.
Поклонников массы собирают.
День за днем пророкам новым
Колизеи воздвигают.
Да вот только звезды эти
Также быстро потухают,
Как на небо и взлетают.
Но им на смену час за часом
Новая поросль подрастает.
Что вчера текло годами,
Нынче стало лишь неделей.
Ускорился времени поток.
Не уследить за мгновением.
Все жить спешат, бегут куда-то,
Послаще кусок хотят урвать.
И в мире, где вся жизнь продажна,
Зазорно стало умирать.
От старости еще пожалуй —
Жизнью успел ведь насладиться,
Но молодым — уже позор.
Обществу мог пригодиться.
Вот на войне за государство
На смерть открыта вам дорога,
Иль умереть за чьи-то деньги —
Это можно. Ради бога!
А по воле своей и болезней —
Такая смерть уж не нужна.
А по сему в большинстве стран
Эвтаназия запрещена,
Как запретили и дуэли.
За убийство — сразу в суд.
Смертной казни тоже нет.
В цене не смерть, а рабский труд.
Что не выгодно отдельным
Лицам — тем, что наверху —
За то от кары не уйти.
Вас с наказанием найдут.
А посему был человек,
Который смертью обделен,
Что искренне помогал людям,
Нарушая их закон,
Даруя тем, кто обречен,
Спасение от всех страданий,
Но не лечением от болезней,
А усладой эвтаназии.
И человек был этот Ян,
Который за века блужданий,
Понимал, что все блага,
И все лекарства, панацеи —
Все лишь временные меры,
Ведь в конце придем мы к цели,
Что завершает всякий путь,
И упадем в объятия смерти.
С дороги этой не свернуть.
Ян, помогая грешным людям,
Уже давненько осознал,
Что кому бы он ни помог,
Спасибо мало кто сказал,
Зато каждый упрекал,
Уверяя, что ему
Ян чего-то не додал,
А то и вовсе все испортил.
Ведь так уж принято у нас —
У людей неблагодарных —
Что если нам помочь хоть раз —
В ответ не будет слов приятных.
Мы в миг на голову садимся,
Как простые паразиты,
И обвиним мы всех вокруг
В том, в чем сами мы повинны.
Бескорыстных нет услуг.
Не найти здесь беспристрастность.
И нету большего греха,
Чем за добрые дела
Требовать благодарность.
Даже спаситель на кресте,
Что пожертвовал собой,
Сделал это не за даром,
Не чтоб спасти весь род людской,
А чтобы и по наши дни
Его лику поклонялись
И спасибо говорили,
Его деянием восхищаясь.
Тщеславие — оно у всех.
Это вездесущий грех.
И Ян, в себе его приняв,
Даровал людям ту услугу,
За которую не хвалят.
Он брал страдающих за руку
И провожал их в мир иной,
Помогая им забыться
И в смерти обрести покой.
Общество за сей поступок
Уж точно не благодарит.
Эвтаназия — убийство.
Так закон их говорит.
Впрочем и сами страдальцы
Яна не хвалят никогда,
Ибо когда он завершает,
Уже безмолвны их уста.
"Скажи, мой друг, чего желаешь?"    
"Я мечтаю умереть,  
Болезнь моя неизлечима.
С ней не дано мне постареть.
Мне жить осталось год и меньше.
Так зачем терпеть мучения,
Если смерть мне облегчение?"
"Дай мне руку, человек,
Дарую тебе утешение.
Вот тебе укол смертельный.
Во сне найдешь свое забвение".
"Но почему ты плачешь, мой спаситель?
То слезы счастья или горя?
Счастья за то, что мне помог?
Иль горе, что, мне смерть ускоря,
Ты, добрый Ян, меня убил?"
"Слезу скупую я пролил
Не по тебе, мой юный друг…"
"Юный? Шутишь? Я ж старик".
"Для меня ты жил лишь миг.
Не по тебе плачу, Уж прости.
А потому что дал тебе
Тот чистый дар, который мне
Никогда не обрести.
Ты жил чуть более полувека
И уже встречаешь смерть.
Я ж блуждаю сотни лет
И не способен умереть.
Я завидую тебе, мой друг,
Которого не вспомню".
"А что за птица надо мной?
Клюв, как ворота в преисподнюю".
"То не птица. Черный ангел,
Что вьется над душой твоей.
Тебя с собой он заберет.
Передо мной ж закроет дверь.
А я хочу туда! Поверь!"
Но человек уже замолк.
Неподвижно его тело.
Ян со скорбью покидает,
Завершил он свое дело.
"А ты, юная девица,      
Зачем к венам лезешь бритвой?"
"Разочарованна в любви.
Мир этот невыносимый…
Кругом предательства, обман.
Угодила я в капкан
Любви к тому, кто не достоен.
И если весь мир так утроен,
То уж лучше я умру,
Чем хоть еще одно мгновение
На свете этом проведу".
"Мне понятна твоя скорбь.
Сам ее я разделяю.
Боль твою во всю вкушаю.
Но умерщвлять тебя не стану.
Ты молода. Печаль пройдет,
И другие дни настанут.
Ведь у тебя еще шанс
Прожить свой век очень достойно".
"Нет, мой друг. Прошу покорно
Умертвить меня сейчас".
"Ты не знаешь, что творишь,
На смерть бежишь столь обреченно.
Не уж-то жить не хочешь лишь
Из-за любви неразделенной?"
"А из-за чего еще
Нам — смертным — умирать?
Чему ж еще как ни любви
Высшую ценность можно дать?
И не лукавь ты, добрый Ян,
Не верю, что ты без изъян,
Мол, из гранита изваян…
Стоишь такой тут весь надменный,
Будто стелла иль бюст медный…
И что за жизнь ты никогда
Не прыгал в омут с головой
Из-за искренней любви,
Что дурманила ум твой".
"Ты права, юная дева,
Ошибки, что я совершал,
Были лишь из-за любви,
Которую не удержал.
Сперва была лишь любовь к богу,
Затем любовь к деве земной.
И потерял сразу обоих.
Знаю, что такое боль.
Ради возлюбленной своей
Предал свой церковный сан,
От господа я отвернулся,
Испепелил священный храм.
На смерть я был готов идти…"
"Ну тогда, любезный Ян,
Ты уж и меня пойми.
Знаешь, что переживаю.
Просто жизнь мою возьми!
Ведь если уж и умирать,
То умирать из-за любви".
"Нет, девица. Ты юна".
"А ты жесток, как сатана!
Лишаешь ведь меня того,
Чего желаю я всем сердцем".
"А ведь и я на твоем месте.
Уж не познать мне, какого
Без боли жить в забвении плыть.
Я, как и ты, о смерти лишь мечтаю,
Ибо, как волк, устал скулить,
Но вот уже который век
Желанного не получаю".
"Тогда зачем пришел ко мне?
Поиздеваться надо мной?
Сам не обрел покой,
Так пусть весь мир горит в огне?"
"Ты сама меня звала".
"Ибо я очень слаба.
Если б я была храбрее,
Помощь была бы не нужна.
Возьми ты острее ножа
И сделай то, чего боюсь я,
Но чего я так хочу".
"Извини, но не могу.
Тебе еще ведь жить и жить!"
"Да кто такой ты, чтоб судить:
Кому ходить по сей земле,
А кому лежать под нею?
Я хочу умереть,
Но умерщвлять себя не смею.
Возьми клинок… и алых бус
Оставь на шее моей рану!
Поверь, я ада не боюсь…"
"Извини, но тебе рано".
"Да ты просто жалкий трус!    
Возгордившийся бахвал,
Что смеет думать, будто он
Чужие судьбы тут решал.
Желаешь власти над людьми.
Но ты властен лишь над теми,
Кто еще более жалок
И кто стоит уже у смерти.
И от слабости других
Ты себя возвысить хочешь.
Ты тщеславный человек,
Но обмануть себя не сможешь.
Ой, да что тут говорить?
Слабак и трус — вот ведь, кто ты!
Прошел ко мне сюда с надеждой,
А уходишь, растоптав мечты!".
"Слабак и трус? Ох, ты наивна!
Я был воином господня,
Что спустился в самый ад.
Трепетала преисподняя,
Когда стоял у ее врат.
Я адским пламенем горел
И сражался сатаной,
Но он меня одолел,
Ибо с ним — не равный бой.
С тех пор блуждаю по земле.
Ни живой, ни мертвый я.
Столько боли испытал,
Обойдя я все моря.
Я, как и ты, мечтаю
Лишь о том, чтоб умереть,
Но, в отличии от тебя,
На смерть могу я лишь смотреть
Издалека, не прикасаясь.
Ведь я бессмертное создание.
Не обрести уж мне забвения.
Вот мое наказание!"
"Все это бред! Тебе не верю!"    
"Бери клинок. Вонзи мне в шею!"
"Я не могу!"
"Пырни ножом!"
"Ай!…
Ты сам полез ведь на рожон!
Прости!"
"Не надо извиняться.
Теперь сюда ты погляди".
"Что такое? Крови нет?
Это все какой-то бред…
Будто пырнула тьму пустую".
"Сердце бьется в холостую
В моей груди. И зачастую
Пытаюсь его остановить,
Но напрасно я стараюсь.
Мне себя не умертвить".
"Значит, я все поняла!    
Ты из зависти не хочешь,
Жаловать мне смерти дар,
Ибо сам вкусить не можешь
Тот нектар, что для тебя
Столь желанный и запретный,
И который никогда,
Вопреки попыткам тщетным,
Не обретет твоя душа.
И думая б этом,
Я боюсь себе представить,
Что же более тяжкий грех:
Тщеславие или все же зависть?"
И тут герой наш осознал,
Что эта юная девица
Не моложе, чем был он,
Когда впервые в ад спустился.
"Что ж… Признаюсь. Пристыдила.    
Исполню то, что ты просила.
Да смотри… не упрекай!
Подай руку…"
"Больно… Ай!"
"Смерть без боли не приходит".
"Пусть так, но          
Не назову я это больно.
Лишь незначительный пустяк
Рядом с жестокою любовью".
"Спи, глупышка. Время вышло…"
"Засыпаю. Но скажи:
Почему пустил слезу?
По мне? Иль потому,
Что сам желаешь умереть
Так, как я сейчас умру?"
"Нет. Не поэтому, глупышка.
Ты просто напомнила меня.
Я ведь тоже в твои годы
Окунулся в самый ад.
Но еще более печально,
Что своим страданием ты
Оголила мои раны,
Вновь напомнив о любви".
И наступила тишина.
Запахло смертью в помещении.
Но костлявая явилась
Не за Яном, к сожалению.
Герой покинул тихий дом,
Выйдя на площадь городскую.
Кругом поток людей, толпа.
Все мчатся будто бы вслепую.
Куда бегут? Зачем спешат,
Жизнь проживать свою пустую?
Вдруг неожиданно в массовке
В колейдоскопе людских лиц
Увидел Ян знакомый образ,
Что в окружении блудниц
И сатанинских черных птиц
Красовался на афише,
Что от земли до самой крыши
Центральную площадь украшала
И что прохожих зазывала
Стать королем адского бала.
Висел красочный плакат
Среди множества реклам —
Приглашение в театр
На месте, где разрушен храм.
Зеваки мимо проходили.
Не интересно им такое.
Однако Яна этот образ
Не оставил уж в покое,
Ведь на афише в самом центре,
Поклоняясь злому змию,
Изобразили лик знакомый.
Увидел Ян свою… Марию?
Нет. Непохожа на нее
Женщина с яркой картинки.
И все же взгляд Яна привлек
Этот облик… и улыбка.
Уж до боли все знакомо,
Будто вчера встречался с ней.
И все же это не Мария,
Ведь сколько бы ни прошло дней,
А Ян помнил лик любимой.
Хотя возможно, что за годы
Память его исказилась,
И не сказать, где была правда,
А что попросту приснилось.
Со временем воспоминания
Исчезают безвозвратно.
Нам кажется — было одно,
А не деле все неправда.
Вполне возможно, что Мария,
Образ, которой он хранил,
Была вовсе не такой,
Какой ее он полюбил.
За эти годы все сменилось.
Столько глаз Ян повидал,
Что встретившись в толпе с любимой,
Вряд ли б он ее узнал.
Да и любовь к ней, вероятно —
Всего лишь эхо от отчаяния,
Ведь он любил не человека,
А свое воспоминание.
А возможно и иное —
То и прямь была она —
Могла ж Мария измениться.
Ко всем безжалостны года.
Да и Ян уже не тот,
Кем он был когда-то прежде.
Сам себя не узнает.
И шагнув в театр с надеждой,
Ян очутился в черном храме.
Там нет икон, а только маски.
Сцена вместо алтаря.
Все бутафория и краска.
Кругом мрак, заглушен свет.
Красный занавес раскрыт.
Представление в разгаре,
Но в зале никто не сидит.
Ян единственный там зритель.
Весь спектакль для него.
На сцене девушка-мыслитель.
Она читает монолог:
"Жизнь пуста. Мы одиноки.    
Каждый сидит в своей норе.
И даже шар наш голубой
Витает в вечной пустоте.
Нету господа над нами
Как нет его в людских сердцах.
Нет судьбы и высшей воли.
Наша жизнь ни в чьих руках.
Мы — потерянное стадо,
Что заблудилось в суете.
До смерти ищем мы забвения,
Назло сжирающей тоске.
Рождаемся с криком от боли
У матерей мы на руках,
Но умираем в одиночку.
Тишина в наших сердцах.
Куда ни глянь — везде страдания.
По-своему у каждого болит.
Нет средь нас людей счастливых.
Каждый делает лишь вид.
Мир — театр. Всюду маски.
Искренности не найти.
В лабиринте из зеркал
Человек ищет пути.
Он готов поверить в сказки,
Читая книги или пьесы,
Искусством землю загрязнять,
Посещать театры, мессы —
На что угодно он идет,
Чтоб не видеть истины,
Ведь боимся мы не фальши,
А беспросветной темноты.
И бредём в мире слепых,
Хоть и зрим в чужие окна,
Думая, что у других
Жизнь легка и беззаботна.
Да и смотрим сквозь витраж,
Потушив все освещение,
Ведь иначе б на стекле
Мерцало наше отражение.
Мы конечно же тщеславны —
Любим глазеть на себя,
Но смотрим лишь на оболочку.
Все затмевает пелена.
И в темноте из своих окон
Мы зрим в окна, где есть свет.
Они близки, и так далеки —
Строго хранят свой секрет.
Но приглядевшись, ведь увидишь —
Никакой там тайны нет.
В каждом окне лишь отражение.
Просто суета сует".
На этом завершалась пьеса —
Без фанфар и грома с небес.
Просто выключили свет,
Опустили занавес.
Из зала нет аплодисментов,
Лишь шепот пыли в тишине.
Полумрак царит в пространстве.
Театр тонет в темноте.
Ян сидит в углу партера,
Смотрит он по сторонам.
Сменить здесь сцену на алтарь —
И из театра б вышел храм.
Но сейчас же это место
Совсем не божья обитель.
Сатир и музы правят былом.
Тут черт рогатый — повелитель.
Как вдруг… нежданно из тени
Выходит к Яну исполнитель
Пьесы ныне прозвучавшей.
И в этот миг змий-искуситель,
Бесы, ворон заскучавший
Вновь проснулись в сердце Яна,
Ведь он давно такого яда
В крови своей не ощущал.
Глаза красавицы-актрисы
Заставили вновь сердце биться,
Ведь вспомнил Ян о той любви,
Которую он потерял.
"Вы пришли на наши пробы?"
"Я уж роль свою сыграл.
Теперь я лишь просто зритель.
За вашей пьесой наблюдал".
"Театр еще не достроен.
Но репетиции идут.
Декораций нет на сцене,
Однако вскоре, милый друг,
Мы дадим здесь представление,
Вызвав смех и удивление
У тех, кто явится сюда".
"Да, театр недостроен,
Однако ведь уже сейчас
Свою роль сцена исполняет,
Объединив здесь вместе нас.
Вообразить пьесу несложно,
Ведь мы уже играем в ней,
Я исполняю роль зеваки,
А вы на сцене средь огней
Читаете проповедь свою.
Я не более чем зритель
Сижу в покорном созерцании.
А вы искусный исполнитель
Купаетесь в ярком мерцании
Свечей, софитов и лампад.
И наблюдая здесь за вами,
Я ведь ваш покорный раб.
Актеры — они, как иконы,
Что алтарь храма украшают.
И когда смотрим мы на них,
Иллюзии нас поглощают,
Иллюзии о том,
Что там на сцене мир иной
И что там за алтарем
Мы обретем божий покой.
Но на деле все неправда,
Ведь, как гласил ваш монолог,
В какие окна ни гляди,
Везде старания и порок.
Ведь в чужие окна глядя, на алтарь, на эту сцену
Мы видим там не искупление,
А лишь скрытое под пеленой
Наше с вами отражение".
"Да, вы правы, милый гость.
Мы все играем роль свою.
Вы только что были в партере,
Теперь на сцену вас веду.
Перешагнув этот порог,
Вы зритель или лицедей?
Где та грань от миража,
Что отделяет всех людей?
В театре-то нас разделяет
Красный занавес на сцене,
Но когда его подняли,
Как же мы тогда расценим
Эту линию, барьер?"
"Не все стены материальны.
В это уж, прошу, поверь.
А порой, наоборот,
Друг с другом нас объединяет
То, что нас же разлучает.
И сквозь занавес и ширмы
Ощущаем мы объятия,
Ведь разделяет не пространство.
Нас разделают лишь понятия".
"Актер и зритель — скажу вам —
Когда занавес приподнят
И вовсю играет пьеса,
Между ними нет преграды,
Но каждый знает свое место.
А когда спектакль окончен,
И опущен занавес,
Актер смывает весь свой грим.
Никаких больше чудес.
Он такой же, как и зритель,
По ту сторону ограды.
Обыкновенный человек,
Не смотря на все наряды".
"Мы все едины. Это правда.
Слова я эти подытожу,
Ведь именно в этом единстве
Мы друг на друга непохожи".
"Да… люблю в театре находиться,    
Когда нет в нем никого,
Когда весь зал опустошен,
Когда в нем тихо и темно".
"Но здесь есть я".    
"Да, я вас вижу.
Вы, как фантом,
Призрачный зритель.
Вы вроде здесь, но и не тут.
Вы, как заблудший посетитель.
И заблудились не в пространстве,
А в прошедших временах.
Будто из другой эпохи,
Что часто вижу я во снах".
"Я тоже в грезах видел вас.
И кажется, что я вас знаю.
Вы сестра в монастыре…"
"Таких ролей я не играю".
"То не роль, а все за правду.
И зовут ведь вас Мария".
"Нет, нежданный гость, признаюсь —
У меня другое имя".
"Тогда могу узнать какое?"
"Да, конечно, милый гость.
Не на радость, а на горе
Имя — Мара — мне далось.
С отроду мне двадцать лет,
Но так уж сразу повелось,
Что я всю жизнь, подобно морок,
Не чувствую себя живой,
Будто я лишь оболочка
С умирающей душой.
У меня такое чувство,    
Что не раз уже рождаюсь,
Живу я в скорби, умираю,
Затем снова появляюсь
В новом теле… вновь и вновь.
Истрепана моя душа,
Хоть и молодая кровь
По жилам моим протекает.
И все же что-то не пускает
Мне в жизни счастьем воспариться,
Будто скована цепями,
Вездесущий кошмар снится.
Не могу вдоволь напиться,
Воздухом не насладиться.
Чувствую себя пустой.
Но увидев вас в партере
В этом мрачном интерьере,
Сидя в тихой атмосфере,
Ощютила я покой.
Я ведь вас совсем не знаю.
Сегодня вижу вас впервые.
Так откуда ж это чувство,
Будто в снах моих… не вы ли
Всегда являетесь ко мне?
Мне снится бездна, преисподняя,
И там в глуби… в самом огне
Я вижу вас. И в тишине
Вы завете мое имя.
Ищите меня везде.
"Мар… Мар…" — во тьму кричите,
Но нет ответа в черной мгле.
Вы тянетесь ко мне сквозь вечность,
И сквозь туман тянусь я к вам.
И вот мы наконец-то вместе…
Здесь и сейчас, мой милый Ян.
Откуда ж знаю ваше имя?
Ян. Вас весь так зовут?"
"Да, любовь моя на веки.
Твои сны тебе не лгут".
"Я кажется припоминаю…    
Хоть это было в другой жизни.
Наша любовь сгубила нас".
"Выбрось эти свои мысли!
Все это в прошлом! В прошлом! Слышишь?
Теперь мы вместе здесь вдвоем.
Ничто нас впредь не разлучит.
Клубок любви вместе сплетем".
"Все как будто бы в тумане.
Иные жизни скудно помню,
Лишь обрывки, мгновения,
И пробелы не восполню.
Но вот вас, мой милый Ян,
Хорошо припоминанию.
Нет, не лик ваш, а любовь —
Меня она лишь согревала
Одинокими ночами.
Я жила под страхом вечным,
Ведь холодными очами
Черный ворон ветром встречным
Под луной за мной следил.
И во снах своих мечтала —
Тебя, мой Ян, воображала,
Чтоб явился ты однажды
И меня освободил.
Я ждала все эти годы,
Не зная, есть ли ты на самом деле.
Думала, схожу с ума.
Но все тщетно, ведь доселе
Не было вести от тебя".
"Теперь я здесь. Я здесь, родная…"
"Пройдем ли мы под аркой рая?"
"Вдвоем взойдем куда угодно.
Наш путь — на сцену, ведь она
По всем канонам созидания
И есть образ алтаря".
"Если алтари, как символ,
Что рай небесный представляют,
То объясни мне, почему
Женщин туда не пускают?
Не уж-то нам всем там не место?"
"Молчи… молчи, моя невеста!
Лишь подари мне поцелуй!
Теперь мы сами пишем пьесу.
Кричи, влюбляйся и рискуй!
Мы слишком долго были тенью,
Пора нам входить на свет!"
"Но путь мы держим в закулисье,
А там лишь мрак. Софитов нет".
"Наша любовь ярче лампады.    
Она подобна маяку.
Где бы я ни заблудился,
Теперь я путь везде найду.
Ведь блуждая эти годы
В одиночестве, во тьме…
Я сам того не понимал,
Что шел на свет твой и к тебе".
"Люби меня! Люби сейчас!
Я верила, пробьет тот час,
И упаду в твои объятия.
Разрушится мое проклятие,
Ведь сколько лет чувствую я,
Что мое тело и душа
Раздельны —
Друг другу не принадлежат.
Мое тело здесь — свободно,
А в душе огни горят,
А над огнем стая пернатых.
Вороны кружат-кружат.
И сквозь века я шепот слышу
Моей страдающей души,
Но где б ее я ни искала,
Мне эту боль не заглушить".
"Теперь же вместе мы, Мария…
Тебя всегда буду любить!
Вчера мечтал я о забвении,
Но теперь хочу лишь жить!"
"Мария?.. Имя мое Мара…
Но я помню из кошмара,
Что Марией звал меня,
Когда закрылись врата рая,
И громом били небеса.
Ты за мной в огонь спустился.
Ты мне всегда героем снился.
Лишь одного тебя ждала!"
"Теперь я здесь… навеки твой!"
"В объятиях нежных свой покой
Наконец-то обрела…"
"Тебя люблю! Любил всегда!"
"И вот спустились мы под сцену.
Тут такая тишина.
Я не знаю почему,
Но что-то манит ведь сюда,
Будто вовсе не на сцене,
А здесь… здесь моя душа!
Но не могу ее найти я…
Уж точно не самостоятельно.
Тут так пусто и темно".
"Но… не бессодержательно.
Ведь именно вот здесь под сценой
Скрывается весь реквизит.
Всюду тросы и канаты".
"Так значит вот как господь зрит!
Кругом он видит шестеренки
Под этим миром, что воздвиг".
"Боюсь, что бог ничто не видит.
Мы ослепили его в миг
Огнем, что был в наших сердцах
И которым обращали
Людей и храмы в серый прах".
"Не нужны нам больше боги.
Мы в любви найдем спасение".
"Любовь была наша погибель.
В ней же найдем искупление.
И в объятиях друг друга
Мы насладимся райским садом".
"А знал ли ты, что закулисья
Раньше назывались "адом"?"    
Хлопнула дверь от сквозняка.
И Мара ветром растворилась,
Не оставив и следа,
Будто бы она приснилась.
Словно морок и мираж,
Она была… и в миг пропала.
Ян стоял совсем один,
Взирая на преддверие ада.
Тишина и мрак холодный.
И вновь над ним тот ворон черный
Кружит-кружит… падаль ждет,
Наблюдая с предвкушением,
Как Ян порог перешагнет,
Оказавшись в черном храме
Вечной ночи и греха.
Отгулял герой страдания,
В ад спуститься вновь пора.
И вот идет он по ступеням
И не видит ни души.
Не встречают здесь героя.
Тишина пустой глуши.
Нет ни демонов, ни черни —
Лишь тусклый свет сквозь витражи.
Костры погасли. Нет оков.
И некому здесь ворожить.
Опустел уж ад великий
Демоны все на земле,
А люди и не замечают,
Как горят давно в огне.
В центре ада стоит башня,
Сатанинская обитель —
Там, на троне восседая,
Ждет героя повелитель.
В стенах замка бродят духи.
Они готовят черный бал,
На котором приведется
Триумфальный ритуал,
Ибо в миг, когда прольется
Кровь загубленной души,
Эра новая начнется
Под знаменем сатаны.
Прибудет демон в мир людей,
Но не духом, а из плоти.
И тогда наступит царство
Торжества глубокой ночи.
И Ян, шагая в главный зал,
Желал свергнуть тиранию,
Ибо знал, что в конце бала
В жертву принесут Марию.
А минуты все идут,
И полночь с каждым часом ближе.
Заблуджившись в лабиринте,
Ян знакомый голос слышит —
Шепот девы в зазеркалье
Сквозь трещины битых зеркал,
Где во швах острых мозаик
Взгляд Марии он поймал.
Но нет ее здесь — лишь мерцание,
Тихий шепот из стены,
Что хранил воспоминания
Ее измученной души.
"Нет спасения, лишь проклятие    
Уготовлено уж мне,
Ведь отдалась я добровольно
На растерзание сатане.
Я мечтала о блаженстве
Вечном под крылом господня,
И вечность свою получила,
Да только дом мой — преисподняя.
До конца времен мне тлеть,
И не найти мне здесь покой.
И никогда тьма не отпустит,
Пока глумится надо мной
Сам черт рогатый — жуткий демон.
Стала я его рабыней.
Он в жены хочет взять меня,
И быть мне черную княгиней.
Боюсь представить даже я,
Какому еще унижению
Подвергнусь я здесь на цепи.
Несчастно мое положение.
И все же я не унываю.
Надежда во мне еще живет.
Покуда я способна верить,
Душа моя не загниет".
"Стой, Мария! Подожди!" —
Сквозь витраж Ян закричал,
Но то лишь воспоминания
В отражении зеркал.
Не было ведь там Марии,
Только эхо давних мыслей.
И Ян слушал их в печали.
Счет грехов ее бесчислен.
Исповедь за все века,
Что доносилась прямь их ада.
Щемило сердце у героя,
Все это ведь его утрата.
Ян давно уж не священник,
Не мог грехи он отпустить.
И слушал он Марию в скорби,
Чтоб боль ее с ней разделить.
"И вот уже я век во тьме.
Родной становится ночь мне.
Все люди, с кем была знакома,
Давно уж сгинули в песках.
Время смертных не щадит.
Оно всех превращает в прах.
И каждый из них в ад спустился.
В рай не забрали никого.
Да и есть ли этот рай?
Открыто настежь в ад окно.
Встретила я здесь сестер
И матушку монастыря.
Епископы, сам патриарх —
Все прошли через врата
Черной бездны… в волчью пасть.
Хотя при жизни каждый верил,
Что в рай им суждено попасть.
И чем громче был их крик
И проповедь о слове божьем,
Тем глубже в ад они спускались,
А души их сочились гноем.
Один лишь Ян из бездны изгнан.
В раю, надеюсь, он обрел
Упокоение за поступки,
Ведь наш отец Ян был святой".
"Ох, Мария… не святой я,    
А совсем наоборот".
"И чистотой своей души
Ян все грехи в миру сожжет.
Он сохранил свою невинность,
А посему спокойна я,
Ибо в мире есть тот свет,
Что ярче адского огня".
"Нет, Мария… уж прости,
Но свет давно свой потушил.
Я пустая оболочка.
Здесь нет души, как нет и сил".
"И я верю, что однажды
Придет тот долгожданный час,
Когда Ян ангелом явится
И освободит всех нас.
Но страдания растут,
А в месте ними и сомнения,
Потому что сатана
Придумал новое глумление.
Он надежду мне дает,
Затем сразу забирает.
Неоправданная вера
Его очень забавляет.
И все же я до сих пор верю,
Что Ян сыграет свою роль.
В аду надежда — лишь забава,
А для меня надежда — боль".
"Прости меня… прости, Мария…
Все это моя вина.
Сам себя спасти не с мог,
Не уберег я и тебя".
"Текут года, сыпется прах    
В позолоченных часах.
Счет времени давно потерян.
И вот уже в своих мечтах
Спасение все реже вижу.
Гаснет свет в моих глазах,
За что себя я ненавижу.
Остался лишь последний страх,
Которому еще меня
Черный ворон — сатана —
Не подверг ради забавы.
Уж испытала нынче все —
Любую пытку в адской лаве.
Насилие, и боль, и стыд.
И в мясорубке я бывала.
Теперь же хочет повелитель,
Чтобы впредь я оскверняла
Саму себя своей рукой,
И чтоб суккубом искушала
Во снах мужчин я красотой.
На последнем издыхании
Держусь, как треснутый хрусталь.
Но с владыкой мне не спорить.
Кулак его тверже, чем сталь.
Больше я так не могу.
Моя душа вот-вот порвется.
Не вынести мне этой ноши.
Так пусть уж господин напьется
Моим пороком до конца!
Незачем сопротивляться.
В когтях его воля моя".
"Нет, Мария… не сдавайся!
Воспротивься до конца!"
"И вот уже я ферзь покорный    
В руках черного отца.
Ночь за ночью, год за годом.
Грехам моим уж нет и счету.
Господин доволен мной.
Брак по любви… не по расчету.
Его армию веду —
Легион рогатых тварей.
Теперь я ад не подведу.
Нападем на рай всей стаей!
И вот познала теперь я,
Что в аду не только боль есть,
Но еще есть наслаждения.
И стоит ведь еще учесть,
Что ад — обитель искушения.
Услад подобных я за службу
Никогда не получала,
И знаю точно, что в раю
Наград таких бы не видала".
"Мария, хватит! Я прошу…"
"И плод запретный укушу!
И заем душой страдальца.
Жажду кровью заглушу.
На плоть людей начну кидаться.
Всех удавом задушу.
Я прошла в аду страдания,
Теперь вкушаю лишь забавы.
Боюсь насытиться я скоро,
Уж приелись все услады.
И чтобы снова возбудиться
И вернуть свой аппетит,
Сладость я болью приправляю.
Кровь моя лишь так бурлит!
Давно уж в зверя превратилась,
Хоть и была я им всегда.
Больше нету во мне фальши.
Смотрю лишь правде я в глаза".
"Невыносимо это слушать.
Душа ее сгнила во тьме.
А ведь была она когда-то
Самой чистой на земле.
Я проклинаю сам себя,
Что Марию загубил.
На мне грехи ее лежат".
"И долгожданный час пробил,
Когда великий черный князь
Готовится к нам вновь явиться,
Но не духом черной птицы,
А из плоти возродиться,
Чтобы мир мог поклониться
Господину своему.
Ну а я — черная жрица,
На которой черт женился,
Его правая десница —
Шепчу на ухо ему.
Ведь он — лукавый — сам боится
В свой адрес получить лукавство.
А по сему, свой хвост кусая,
Отведает свое коварство.
Он как-никак король обмана —
К предательству не привыкать.
Я отравляю его мысли,
Чтоб не мог он доверять
Никому из своей свиты,
Чтоб слушал змий только меня.
Под строгим моим руководством
Мы отложили на века
Ритуал по возрождению,
Ибо черт пришел к решению,
Что для его перерождения
На земле мало греха.
А посему надо сперва
В сердцах людей свет потушить
И лишь затем с триумфом воли
По земле грешной ходить.
Не слушает он генералов
И преданных ему чертят,
Посеяла раздор я в цартве.
Подействовал мой хитрый яд.
Ведь страшится змий того,
Что власть свою он потеряет,
И страх этот сильнее мощи,
Которой он возобладает.
А посему, кроме меня
Впредь никому не доверяет.
И пока я рядом с ним,
Он крылья свои не расправит".
"Что я слышу? Подожди…    
Так ведь Мария не сдалась!
Она пожертвовала собой,
Чтоб получить над чертом власть.
И теперь шепчет ему
Заведомо провальный план,
Чтоб замедлить господина,
И потух адский вулкан.
Вот же мудрая Мария!
Сумела всех перехитрить.
Посмела короля лукавства
В его же цепи заманить".
"Не спешил змий с возрождением.
Откладывал свой ритуал.
Подготовиться хотел,
И демонов своих послал
С миссией своей порочной
Прямо из ада в мир людей
Пустые церкви создавать
Да кумиров всех мастей.
Из двух зол я ведь хотела
Выбрать то, что будет меньшим.
Но, видать, я прогадала.
Зло есть зло. И сердцем грешным
Невольно ведь дала совет
Осквернить весь шар земной…
Так что теперь надежды нет.
Сатана доволен мной.
Ликует ныне бес лукавый,
Благодарит во всю меня.
В аду мне храмы воздвигает,
А тем временем ведь я
Остановить его пыталась,
Заманить в тугой капкан,
Чтоб оттянуть подольше время
И нарушить его план.
Поначалу получалось.
Тратил время он впустую.
Но в руках у него вечность.
Смотрит черт сквозь мглу густую
И смеется надо мной,
Ведь за каждое коварство,
За мой обман и за лукавство
Он доказывал всем нам,
Что он воистину король.
Мое время на исходе.
Ритуал уж на подходе.
Все эти годы как могла
Я тормозила короля,
Но ждать он более не намерен.
К возрождению готов.
Пришла пора распить нектары
Выращенных им цветов.
Из последних сил держусь я,
И некому помочь всем нам.
И все же до си пор я верю…
Тайно молюсь по ночам,
Взывая к светлым небесам.
И ладно бог меня оставил,
Но куда пропал мой Ян?
За столько лет я все забыла…
И даже кем была сама,
Но возлюбленного помню.
Лишь памятью о нем жива".
Битое зеркало затихло.
На глади затянулись швы.
И Ян увидел в отражении,
Что глаза его пусты.
Нет слезинки по Марии.
Нету боли и раскаяния.
Только бездна пустоты,
Где сгинуло даже отчаяние.
Вспоминая жизнь свою,
Взирал Ян долго на себя,
И смотрел бы еще дольше,
Но ведь уж бьют в колокола.
Полночный час давно настал.
Во всю бушует ритуал.
Расправил крылья адский демон,
Зовет гостей к себе на бал.
Открыты настежь все врата.
И Ян — сломленный — явился.
У вороного алтаря
Он на колени опустился,
Признавая власть царя,
Что столько лет над ним глумился.
На что, под куполом кружа,
Заговорила злая птица:
"А вот теперь ты, человек,
Проживший в боли много лет
И потерявший в жизни всё,
Готов к тому, чтобы со мной
Идти на честный, равный бой.
Твоя сила лишь растет.
И виной всему та боль,
Что испытал ты, потеряв
Надежду, веру и любовь.
Ты хотел быть ровней мне?
Хотел ведь сжечь меня в огне?
Тщеславие было огромно,
А с ним прощаться очень больно.
И теперь пройдя века
Под гнетом вечного греха,
Ты знаешь, что у меня в сердце
И какого это быть мной.
И ныне я тебя прошу —
Отправь же меня на покой".
"Не понимаю, что ты хочешь.      
Это ведь твой ритуал,
На котором возродится
Семикрылый Белиал.
Ты столько лет вел подготовку
Сатанинского обряда,
А теперь желаешь сгинуть,
Распрощавшись даже с адом.
Наверняка, это уловка,
Лишь очередной обман.
Как вообще поверить змию,
Который вечно лгал всем нам?"
"Опять о лжи вы говорите,
Хотя не лгал я никогда.
Но если вам удобно верить,
Что только я источник зла —
Не стану вас я убеждать.
Невежество — ваша утрата.
Вам жить с нею, а не мне.
Я же жду свой час заката".
"Ты хочешь смерти? Почему?"
"Я устал. И ухожу!
Свое орудие схвати
И умертви меня скорей!"
"Все это обман! Неправда!
Лукавить мне в лицо не смей!"
"Ты же меня ненавидишь.
Всегда хотел меня убить.
А сейчас склонил колени,
Верно хочешь мне служить.
Так исполни мою волю,
Осуществи свою мечту!
Будь героем этой пьесы,
Уничтожь же сатану!
Выбирай свое оружие —
Любая сталь любых клинков.
Кому как не тебе, священник,
Знать, как сжигать еретиков!
Возьми свой факел, что горит
Ярче, чем огни из ада,
И подожги пустое сердце.
Забвение — вот моя услада!"
"Тебя так долго ненавидел,
Лишь этой ненавистью жил.
Так если ты сейчас умрешь —
Остынет во мне прежний пыл.
Исчезнет ярость и вся злость,
Да сгинет боль ведь, и тогда
В моей душе изнеможенной
Останется лишь пустота.
Я раньше верил, будто бог
Всему источник бытия.
Но сейчас я знаю точно —
Сатана хранил меня.
Ты хочешь смерти? Что ж я тоже.
Знаю ведь, какая ноша —
Быть бессмертным существом,
Блуждать во тьме без искупления,
Без любви с болью утраты,
Мечтать о смерти, о забвении.
Не видать тебе награды!
Я отказываюсь, ворон,
Твоим приказам подчиняться!
И в наказанье пред тобой,
Готов я с жизнью распрощаться".
"Ох, хитер ты, человек!
Я рад, что воспитал тебя.
Но мы оба в тупике,
Ведь я хочу, чтоб ты меня
Умертвил своим огнем,
Чтоб загорелось все вокруг
Ярким пламенным костром.
Тогда как ты, мой жалкий друг,
Молишь совсем об обратном.
Хочешь, чтобы я тебя
Отправил в бездну безвозвратно.
В желании смерти мы едины".
"Но то, что нас объединяет,
То нас друг с другом разлучит".
"А то, в чем мы с тобой раздельны,
То в корне нас с тобой сплотит.
Игра заканчивается патом,
Ведь мы мечтаем об одном,
И все же быть кому-то пеплом,
А кому-то королем".
"Не стану тебе подчиняться.    
Смерти тебе не видать!
Пылко жаждешь ты забвения,
Но заслужил только страдать.
И нет грехам твоим прощения!
Живи вечно с сожалением,
Ведь существует искупление,
Что не дано тебе познать".
"Ну коль желаешь против воли
Моей идти ты, жалкий раб,
То я напомню о той боли,
Перед которой каждый слаб".
"Да что бы ты там ни придумал,
Давно ведь все я испытал,
И нет на свете такой боли,
Перед которой б трепетал.
Душа и тело мои в шрамах,
Как разбитое стекало.
Сожги меня, измельчи в пепел —
Мне теперь уж все равно".
"Но боль тебе я причиню,
Не к плоти твоей прикасаясь.
Я буду Мару истязать,
Что, в агонии содрогаясь,
О пощаде будет выть,
Все на свете проклиная.
И только ведь в твоих руках
Остановить ее страдания".
"Пожалуйста! Прошу! Не надо!"
"Да ощути же ярость ада,
Гнев огня и снежной вьюги,
И грозы и хлесткой бури.
Пусть всю боль этой земли
Навеки испытаешь ты!"
"Оставь ее! Ведь заклинаю!"    
"Я милосердия не знаю.
Сам бог создал черный ад,
Где за грехи души горят.
И по другому быть не может.
Справедливо бытие.
И ведь ты господу перечишь,
Каждый раз переча мне".
"Опять обман! Опять лукавство!"
"Больным душам нет лекарства!
Нет прощения грехам!
И по заслугам всем воздам!"
В агонии Мара затряслась,
Душа ее в миг порвалась.
Зарыдала кровью плоть,
Боль эту не превозмочь.
Ее страданиям нет конца
По воле темного отца.
"Истязай лучше меня,
Только оставь ее в покое!"
"Не угаснет боль ее,
Покуда я сижу на троне".
И как бы Мара ни страдала,
Для Яна боль куда сильнее.
Не мог бесстрастно он смотреть
На ту, что ему всех милее.
И схватив острый кинжал,
Сатане он прошептал:
"Да будет так! Воля твоя!
Коль ты сам желаешь смерти —
Подарю тебе ее.
Ты заслужил кровавой мести.
Своей рукой тебя убью!"
"Ну наконец-то все на месте:    
И кинжал, и жрец, алтарь!
Почти закончен ритуал.
Грядет новый календарь.
Извергни на меня всю ярость.
Сквозь агонию пройди
И покажи мне зверя храбрость!
Хочу в страданиях умереть,
Медленно с вами проститься.
За вечность жизнью уж наелся —
Пора и смертью насладиться,
Испробовать сей дивный сок,
Как вино, сладкий нектар.
Хватай уже горящий факел
И подари мне смерти дар!"
Но как бы Ян ни бил ту птицу,
Черный ворон все летает.
Не сразить его клинком.
В огне перья не сгорают.
Бесполезно жечь его.
Не умертвить, что не живое.
И чем дольше Ян пытался,
Тем больше истекала кровью
Мара, сидя на цепи,
Ведь больно было ей, не бесу.
Сатану не победить.
Сам он просит о забвении,
Но при этом не сдается.
Сотню раз его проткнули,
А кровь гнилая все не льется.
Пылает лава из вулканов,
Адские огни горят.
Смеется ворон над героем.
Заканчивать пора обряд.
"Ох, наивный человек,
Мне нравится твое тщеславие.
Ты сих пор победы жаждешь,
Не взирая на отчаяние.
И никогда уже не будет
В сердце твоем покаяния,
За что ты лично от меня
Сейчас получишь воздаяние.
За эти годы догадался,
Что как бы ты, Ян, ни старался —
Не сокрушить меня мечом,
Как и не сжечь святым огнем.
Эпоха моя завершится,
Лишь когда черную жрицу
Пожертвуешь на алтаре.
И нету метода мудрее,
Ведь лишь когда она истлеет,
Ее угли весь мир согреют,
Весна придет назло зиме.
Бери свой факел, наш герой,
И сразись с глубокой тьмой!
Своею собственной рукой
Сожги ты Мару на костре!"
"Делать этого не стану!"
"Ну тогда и дальше Мару
Буду мучать я в когтях!
В душе у ней горечь и страх.
Каждая капля ее крови
Была лишь на твоих руках.
Опомнись, Ян, уже скорей!
И подари всем нам покой!"
"Я на такое не пойду!
Люблю ее я всей душой!"
"У всех, кого во имя веры
Ты инквизитором судил,
Была мать, были родные.
Каждого кто-то любил.
Но ты тогда не знал пощады.
Уверено людей казнил.
Круг замкнулся, инквизитор,
Теперь и твой суд наступил".
"Ты жесток!"
"Я справедлив.
А еще я терпелив.
Сотни лет я тебя ждал,
Чтоб факел твой восполыхал".
"Я прошу тебя! Не надо!"    
"Мара смерти будет рада,
Она сейчас в такой агонии,
Что только смерть спасет от боли.
И лишь когда твоей рукой
Истлеет плоть ее в огне,
Наконец восторжествует
Справедливость на земле".
"Пожалуйста! Я умоляю!
Не могу на то пойти!"
"Даже сейчас свое тщеславие
Ты не способен отпустить.
Занять хочешь ее место
И пожертвовать собой,
Чтоб мучеником умереть,
Как миссия и герой!
Но этому никак не быть.
Грехи твои не искупить.
Марию дважды загубил ты —
И с этим тебе вечность жить".
"Я не стану…"
"Твоя воля.
Но чем дольше время тянешь,
Тем страшнее ее доля".
Мара кровью истекает.
Плоть ее гниет-гниет.
Боль все мысли затмевает.
Но смерть никак не заберет.
Бесконечны ее муки.
На цепи она кричит,
Желает быть уже сожженной.
Костер ее освободит.
"Милый Ян, услышь меня!
Я не боюсь теперь огня.
Прошу я лишь о тишине,
Ведь смерть затмила все мечты.
И благодарна небесам,
Что принесешь ее мне ты.
Подойти! В твои глаза
Хочу пред смертью посмотреть,
Вспомнить лик, кого любила.
Теперь же… дай мне умереть!"
"Ты прости меня, Мария…"
"Тебя мне не за что прощать.
Любви не нужно объяснения.
Она сама и есть прощение!"
"Позволь тебя поцеловать…    
И коль уж суждено тебе,
Исчезнуть здесь сейчас в огне,
То как бы ни был черт хитер,
Мы вместе взойдем на костер!
И в объятиях друг друга
Обретем мы свой покой.
В единый прах мы превратимся.
Станем мы одной душой.
И что до селе разделяло,
Нас на век объединит!
Поджигаю я костер!
Пусть уже скорей горит!"
До небес поднялось пламе.
Адский вихрь в тишине.
Ничего земля не слышит,
Лишь стон любовников в огне.
Сгорала Мара, горел Ян.
Над ними ворон все кружился.
И лишь к утру дождем из слез
Огонь палящий потушился.
Держа в ладонях прах сыпучий,
Один стоял Ян на углях.
Не забрало его плане.
Не согреть холод в очах.
Пожар, который должен был
В единый пепел обратить,
Теперь уж навсегда посмел
Героев наших разлучить.
Пустота на сердце Яна.
Нет ненависти, ни любви.
Прах Марии унес ветер,
И ворон замертво лежит.
И в последнии секунды,
В тот миг, когда он был убит,
Пустил слезу трагичный демон,
Вспомнив о своей Лилит.
На горизонте рассвет близок,
Но нету утренней звезды.
И Ян, уставший после боя,
Пал на кресло сатаны.
Свалился, как марионетка,
Что отыграла свою роль.
И закричали душа ада:
"Да здравствует новый король!"
И Ян, на троне восседая,
Посмотрел по сторонам
И к удивлению заметил,
Что в честь него воздвигнут храм.
То, с чем Ян всю жизнь боролся,
В то он сам и обратился,
Ведь давно не человек он,
А черный дух в образе птицы.
Переродился господин
И с целым миром стал един.
Завершился ритуал.
И новый князь возглавил бал.

— Юрий Кирнев
16.12.2020