| Губы цвета крови Роман (2006) |
“Здесь – заповеданность
Истины всей.
Вечная женственность
Тянет нас к ней.”
– Иоганн Вольфганг Гёте
Акт I
Глава I: Прелюдия
Мрачное небо стояло над Будапештом в этот теплый затихший перед бурей весенний вечер. Сквозь тяжелые темные серые тучи ярко светила луна, обливая старинные крыши города нежными лучами серебряного света. И именно из этого света на набережной Дуная напротив здания парламента, построенного в неоготическом стиле, и явилась таинственная дама в черном.
С виду она казалась молодой. Ростом была высокой, до крайности статной. Грудь объемная, упругая. Ее длинные волосы рисовались черными с легкой синевой. Ядовито-зеленый взгляд этой женщины был неописуемо чарующим, подобно взгляду разъяренной змеи или же львицы во время охоты. Но самое главное – что больше всего и бросалось в глаза – так это ее цвета крови губы неповторимо правильной формы.
Несмотря на вечерний прохладный ветерок, одежда на ней была очень легкой: черное, прямо как вся заманчивость восточных ночей, укороченное платьице, идеально подчеркивающее стройность ее длинных ног; свисающий со спины черный, словно сажа, плащ, у которого подол стелился по земле; длинный шелковый бордовый шарф, извивающийся вокруг дамы при малейшем дуновении ветра, и изящные, черные туфли на высоких каблуках, звучащие громким эхом, ударяясь об асфальт.
Походка у нее была донельзя воздушной и, пожалуй, даже игривой; руки почти не двигались, а ее глаза смотрели строго вперед, не замечая ничего, что было вокруг. И почему-то казалось, что она была то ли глубоко обижена, то ли кем-то не понята или же просто пребывала в тяжелой депрессии, ибо так или иначе мир в ее глазах отражался серым, безысходным и одиноким.
Помимо этой подозрительно красивой женщины, внезапно появившейся на улицах столицы, в тот тихий вечер была еще одна странность, которую, впрочем, как и даму в черном, трудно было не заметить, – казалось, что в городе не было ни души: ни автомобилей, ни прохожих, ни пар влюбленных, обычно гуляющих по набережной. Даже птицы, сидящие на ветвях, давно затихли в ожидании чего-то.
Близилось полнолуние.
Таинственная женщина так и продолжала шагать по пустому городу в одиночестве и уже очень скоро приблизилась к самому благообразному и самому первому мосту, который когда-либо был построен в Будапеште над Дунаем, объединивший Буду и Пешт и получивший название Цепной мост. Две пары застывших на вечность грозных львов на каменных пьедесталах сторожили и украшали этот мост с обеих сторон. Еще четыре львиные головы виднелись в самом центре двух высоких аркообразных опор, на которых и держалось все это устрашающее и завораживающие сооружение, соединяясь холодными и металлическими креплениями, похожими на тяжелые цепи.
И именно здесь – на пути дамы в черном платье – впервые за весь вечер показался какой-то случайный прохожий. Это был прилично одетый мужчина с приятной внешностью, улыбчивым лицом, густыми черными бровями, широкими плечами и набок зачесанными волосами. Являлся он ни кем иным, как самим Томашом Сильвером. Личность неизвестная, но довольно важная, так как он занимал пост главного цензора или, как они себя обычно называют, редактора одного из самых популярных телевещательных каналов в столице. Иными словами, от его личного мнения напрямую зависело, какую информацию стоит давать народу, а какую стоит прятать. Сам же Томаш имел достаточно консервативные взгляды. Какие-либо радикальные идеи он мгновенно подвергал сомнению и конечно же пресекал. Был он также и глубоко религиозным человеком и каждый воскресный день ходил в местную церковь.
Сегодняшний же день тоже не был исключением. Он отстоял всю воскресную службу и даже пел в хоре, а потом наедине с церковным служителем исповедовался во всех своих грехах одинокого мужчины. И не было ничего удивительного в том, что, шагая по набережной в тот тихий час, Томаш был очарован красотой дамы в черном, которая, подобно ему, тоже без какой-либо цели просто гуляла по вечернему Будапешту.
Взирая на незнакомку заинтересованным взглядом, он поначалу просто прошел мимо, но через некоторое время приостановился, посмотрел ей вслед, сморщив лицо, почесал себе затылок и после недолгого раздумья все же решился к ней подойти.
– Чарующий вечер, не правда ли? – сказал он.
Женщина проигнорировала его слова и, даже не взглянув в его сторону, продолжила свой путь. Но незнакомец оказался настойчивее, чем с виду казался; по-видимому, проигрывать он не привык, и уж тем более с женщинами. И поэтому через несколько секунд мужчина уже зашагал в ногу слева от загадочной незнакомки, пытаясь завести с ней диалог, но все его попытки оказывались довольно нелепыми, и вскоре он смирился с ее молчанием, однако сам при этом продолжал безостановочно говорить, рассказывая ей о себе те вещи, которые, по его мнению, могли ее заинтересовать.
Сперва мужчина представился, гордо назвав себя по имени, вслед за этим признался, что он холост и что живет в четырехкомнатной квартире с видом на Дунай. Потом начал рассказывать про свою работу на политико-развлекательном телеканале и какую должность он там занимал. А женщина все так же продолжала идти, как и шла до встречи с этим говорливым незнакомцем, вот только от всего услышанного легкая улыбка скользнула по ее лицу и держалась на протяжении всей его неугомонной речи.
Вскоре Томашу стало казаться, что эта дама просто-напросто не говорит на его языке. К этому выводу он пришел не столько из-за ее молчания, сколько из-за ее неописуемой его лексиконом внешности, так как подобных женщин он ни разу не встречал в своем городе (который, следует отметить, он ни разу и не покидал), поэтому и стал подозревать ее в том, что она иностранка и что скорее всего не понимает местную речь. Но вот почему она за все это время не проронила ни единого слова и ни разу даже не взглянула в его сторону – для него оставалось загадкой.
Но свой монолог он не прекращал, а скорее наоборот – с каждым словом мужчина становился все более настойчивым. Его голос приобретал громкость, и в эти бессмысленные слова начали вливаться нотки остроумного юмора и пошлости. Все его благородство осталось где-то позади, где-то у моста за их спинами. В числе прочего он обмолвился о своем непоколебимом отношении к религии и что ненавидит все, что связано с нечистыми силами.
Неожиданно в эту самую секунду таинственная дама остановилась и, не поворачивая головы, глазами посмотрела в сторону мужчины.
Тот, не ожидая, что незнакомка так резко остановится, малость споткнулся, замедляя шаг, мысли даже не допуская, что это именно те его последние слова, в которых он упомянул о нечистой силе, заставили женщину остановиться.
– А за что она вам так ненавистна? – своим хрустальным, музыкальным и одновременно хитрым голосом поинтересовалась незнакомка и, впервые пойдя вопреки своему долгому принципу, бросила взгляд на этого человека.
Томаш ошибся, ибо мгновение назад выяснилось, что эта дама все-таки хорошо понимала каждое сказанное им слово, но предположение того, что она, возможно, являлась неместной, по его мнению, подтвердилось, поскольку казалось, что она говорила с каким-то необычным и очень редким акцентом.
Мужчина менее всего ожидал услышать именно подобный вопрос с ее стороны. И перед тем как на него ответить, ему пришлось всерьез призадуматься. Ответа в запасе у него не имелось, и, судя по выражению его лица, над этим он тогда задумался в своей жизни впервые. Но после долгой паузы он все же собрался с мыслями и промолвил:
– Ну, как известно, силы нечистые сулят нам зло, подговаривают на грехи, искушают соблазном, внушают алчность, гнев, ненависть и порой даже убийство.
Сразу после этих слов разговорчивый мужчина слегка побледнел и притих. Он осознал, что только что сам себя ввел в глупое противоречие.
– Вы ненавидите нечистые силы, хотя проповедуете, что ненависть является грехом, – дама вслух произнесла мысль, возникшую в голове ее собеседника. – Не кажется ли вам, мой милый незнакомец, что необходимо пересмотреть ваши идеалы и внести в них поправки? – Она усмехнулась. – Любезнейший, мне было непомерно приятно с вами пообщаться. Но сейчас прошу меня извинить!
Теперь же у Томаша появилось сомнение и по поводу того, что она была иностранкой, ведь на сей раз ему показалось, что каждое слово она произнесла более чем правильно, а ее этот странный акцент был обусловлен не столько пространством, сколько временем, ибо говорила она на старом диалекте, а точнее на диалекте прошлого века.
Через мгновение женщина продолжила идти по тому маршруту, по которому и шла до незапланированной остановки. А мужчина, несмотря на то, что красавица-незнакомка только что насмехалась над его идеалами, вновь последовал за ней. То ли это упорство не давало ему отступать, то ли это ее красота, подобно змеиному гипнозу, манила его за собой – не ясно, но сейчас перед тем как что-нибудь произнести вслух, он взвешивал каждое слово, так как опасался очередных противоречий в собственных речах. И в конце концов пришел к выводу, что что-либо еще ей рассказывать было не просто бессмысленно, но и глупо по той причине, что он о ней совсем ничего не знал.
И чтобы получше познакомиться, он пригласил ее в кафе, которое находилось в метрах ста от них. Дама в черном хоть и была с виду неприступной, с легкостью согласилась пойти с этим редактором куда-нибудь, но не в предложенное им место. Тогда мужчина предложил посетить еще какое-то заведение неподалеку, название которого он сам не помнил, но и в это место идти она отказалась.
Прошло немало времени, и Томаш все же раскусил, что глаза незнакомки жаждут отправиться не иначе, как к нему домой. В принципе-то он тоже хотел именно этого, ибо вовсе не стал бы затевать все это нелепое знакомство, но вот почему-то он менее всего ожидал, что эта дама в черном окажется столь легкомысленной. И тогда молодой редактор, мысленно считая сколько у него вообще есть денег сейчас с собой и в загашнике дома, осторожно без особых намеков пригласил женщину, как он выразился, к себе на чай.
Незнакомка ничего не ответила, а лишь умело и ловко соблазняющим взглядом выразила свое согласие, отчего у нее вновь появилась прежняя улыбка на лице; только на сей раз эта улыбка была куда более ясной и хитрой.
Жил редактор не очень-то далеко, но и не близко.
То, что его квартира имела вид на Дунай, мужчина слегка приврал. Хотя, наверное, это было бы правдой, если бы между его домом и рекой не располагалось два шестиэтажных здания. Томаш же жил на втором этаже. Однако то, что в его квартире было четыре комнаты, совсем не являлось преувеличением, поскольку кухню, кладовку и ванную он тоже считал комнатами. Можно еще к этому смело добавить, что его жилье в принципе было мало похоже на жилье редактора какого-либо телеканала, даже невзирая на то, что там всюду огромными стопками лежали какие-то сценарии. Но вот то, что жилец был верующим человеком, – в том не было ни малейшего сомнения, так как на стенах в каждой комнате и даже в кладовке висело сразу по несколько христианских икон.
Когда хозяин квартиры открывал входную дверь, громко звеня связкой ключей, незнакомка, которая тем временем стояла у него за спиной, почему-то с усердием пыталась скрыть с лица странный и беспричинный смех. Казалось, что она знала нечто такое, о чем Томаш даже и не подозревал.
После минуты длительных усилий мужчина отворил многочисленные замки и приоткрыл тяжелую входную дверь, но перед тем как переступить порог, он внезапно оглянулся и увидел, что красавица, с которой уже надеялся провести эту ночь, куда-то бесследно испарилась за его спиной.
Его лицо выразило удивление.
Он озадаченно начал смотреть по сторонам, но в темном подъезде, кроме дверей и холодных стен длинных узких коридоров, ничего не увидел.
«Так! – подумал мужчина со связкой ключей в руках. – Если бы она ушла, то я бы как минимум услышал шум ее каблуков, который сопровождал нас всю дорогу на пути сюда. Не уж-то почудилось мне все это?»
Томаш был сильно обеспокоен. В его голове кружило множество вопросов, на которые он не мог найти ни одного разумного объяснения. На мгновение ему даже показалось, что он спит и что все это сон, но, прикоснувшись к своим щекам, убедился в обратном. Его лицо было холодным. Становилось страшно, хотя чего именно он боялся, стоя у порога своей теплой квартиры, он пока не мог объяснить даже самому себе.
Долго смотрел он по сторонам в поисках разгадки, но когда сделал попытку вспомнить облик той незнакомки, то незамедлительно одобрил неприятную, но все же единственную разумную мысль о том, что ему все это просто-напросто померещилось, ибо подобной красоты и быть не могло на этом свете.
Через несколько секунд мужчина вошел в квартиру. Одним механическим движением включил в прихожей свет, слегка прикрыл за собою дверь и, не снимая с себя обуви, прошел на крошечную кухню, где он с тумбочки взял толстую книгу в черном переплете, из которой торчало множество бумажных закладок. Выйдя обратно в прихожую, Томаш торопливо начал ее перелистывать в поисках чего-то важного, а точнее того, что могло бы дать ему ответы на те вопросы, возникшие в его обеспокоенной голове минуту назад. Он верил, что эта книга содержала в себе все ответы на любые загадки, и что бы в его жизни ни происходило, он всегда искал и даже, как ему казалось, находил на этих страницах объяснения всему.
Но внезапно в глазах Томаша мир стал двоиться. Его голова закружилась, а через мгновение все, что его окружало, резко потемнело и вовсе исчезло. Ноги редактора подкосились, и, пытаясь удержаться за металлическую ручку двери, он с грохотом пал на спину.
На следующее утро соседи нашли этого человека мертвым.
Он неподвижно лежал посреди своего коридора, и на его бледном лице застыла какая-то необъяснимая улыбка, которой улыбаются только младенцы или воистину счастливые люди. А из-за того, как его стеклянные очи смотрели вверх, складывалось впечатление, будто перед смертью он вовсе даже не видел тот криво оштукатуренный потолок да яркую лампу над собой, а видел только бескрайние просторы звездного неба.
В руках, прижав к сердцу, Томаш держал ту самую черненькую книжонку, на обложке которой была серебряная надпись «Библия». А рядом с ним лежал длинный шарф из красного шелка, который прошлым вечером был намотан вокруг шеи таинственной незнакомки.
