Глава XXXIII: Кода

На горизонте – прямо в центре окружности уходящего кроваво-красного солнца – появился черный силуэт предвечного господина Дияко, как всегда одетого в длинный плащ цвета холодной ночи. А по левую руку от него показался и тот невысокий, кучерявый мужчина с огромным и пугающим шрамом на лице. Эти две величественные фигуры молча наблюдали за маэстро, который пришел на то самое место горы Геллерт, где он впервые встретил Влада и где в тот час его ждала Роксана.

Музыкант приблизился к даме в черном и уже намеревался сказать ей то, как он ее любил, но зеленоглазая не дала ему этого сделать. Она нежно обхватила его лицо руками и, трепетно дыша, захотела подарить композитору обжигающий поцелуй, но в последний момент замерла в неподвижном состоянии, остановившись в сантиметре перед его губами, из-за чего единственное, что он ощутил, – было ее леденящим дыханием.

Содрогаясь, дама медленно приоткрыла свои бездонные глаза и взглянула на опьяненного любовью маэстро, после чего, понимая, что ему еще совсем рано уходить из жизни, осторожно отшагнула от него.

Мужчина так и не получил того, чего так страстно желал.

И тогда он в очередной раз попытался приблизиться к Роксане, но она вновь от него отдалилась. А через несколько мгновений маэстро посмотрел вдаль и заметил, что его возлюбленная уже давно пребывает по правую руку от всесильного Дияко, который так и продолжал неподвижно смотреть на музыканта с неизмеримой высоты небес.

Эти три черных силуэта на фоне красного, уходящего солнца были настолько огромными и величественными, что казалось, будто они находились всего только в нескольких метрах от музыканта, когда как на самом деле они стояли у далеких врат, ведущих в мир иной. За их спинами можно было увидеть черную карету с четырьмя нервно топчущимися на месте лошадьми, желающими как можно быстрее отправиться в путь.

Но Дияко пока не торопился.

У него еще было время. И он ни в коем случае не хотел уходить не попрощавшись с композитором, чья музыка открыла ему на многое глаза.

– Нам пора возвращаться туда, откуда мы явились, – вместе с ветром прозвучал громкий хрип черного господина. – Но перед тем как покинуть этот мир позвольте вам, маэстро, восхищение выразить свое! – Он сделал короткую паузу, задумавшись над тем, как бы правильнее донести свою мысль, ибо ему еще никогда не приходилось так снисходить перед смертным человеком. – Вы искусили меня своей игрой, воскресив те чувства, которые вымерли во мне в те дни, когда я в ад спустился. Ваше воображение, осмелюсь я сказать, дороже всех вместе взятых знаний! Благодаря вам нашел разгадку человеческой души я в тот незабываемый момент, когда смычком вы управляли. А значит, что и нечего мне более здесь искать, к тому же уж давно мне чуждо человечество. Который век на них смотрю и больно видеть сих глупцов, стремящихся познать все вокруг себя, но только не себя самих. И искренне я рад, искусный мой маэстро, что вы не в их числе и что отдельны вы от стада. – Дияко посмотрел по сторонам. – С закатом солнца я уйду. И не явлюсь сюда я более, ибо ваша музыка, маэстро, меня совсем на иное вдохновила. Однако в этом мире, несмотря на мой уход, все останется, как прежде, ибо супруге я своей оставляю злое царство. Отныне она будет следить за каждым вашим злодеянием. А я... – он слегка запнулся из-за собственной хрипоты, – уйду в бескрайние пространства на заслуженный покой.

В этот момент Омбрэ подал своему повелителю незаметный знак, говорящий о том, что им пора торопиться, так как солнце скоро сядет. Дияко одобрительно кивнул, сразу после чего вновь бросил взгляд на музыканта.

– Могу ли напоследок я спросить, – продолжил черный господин, – с какой целью вы, маэстро, писали симфонию свою?

Композитор, не зная, что и ответить, повернул голову и посмотрел на стоящего рядом с ним Влада, ведь на самом-то деле у него никогда не было никакой цели. Он просто сочинял свои произведения, дабы насладиться их звучанием. И Дияко, прочитав мысли человека, сам ответил на собственный вопрос:

– Вы создавали музыку свою, невольно желая привнести в мир красоту, дабы приукрасить реальность... сделать ее лучше. И я ни капли не сомневаюсь, что у вас, маэстро искусный, есть все возможности и силы повернуть мир в лучшую сторону. Было бы желание! – Он слегка опустил голову, вновь вспомнив о Нероне, которому когда-то лично не позволил сделать то, о чем сейчас говорил музыканту. – Однако сразу должен вас предупредить, чтобы не было иллюзий, – продолжил всевышний. – Как бы ни изменялся этот мир, который не идеален в самом своем основании, в нем всегда будет оставаться рабство, – Дияко посмотрел на Омбрэ, – зло, – он взглянул себе под ноги, – и конечно же смерть. – Он бросил взгляд на Роксану. – Прощайте, маэстро!

– Прощайте! – промолвил мужчина со шрамом и незаметно приклонил голову перед музыкантом, после чего незамедлительно последовал за своим господином, который к тому времени, развернувшись, волоча за собой длиннющий плащ, тихо направился в закат.

А Роксана, понимая, что ей тоже пора удаляться, улыбнулась мужчине печальной улыбкой и тихо прошептала:

– Маэстро мой милый, я вечно буду рядом, стоит только подумать обо мне, вспомнить, возжелать! И я... – у нее на лице отразилась слеза, – буду рядом... рядом...

Она, понимая, что более не может с собою совладать, торопливо повернулась к композитору спиной и, как всегда, громко стуча каблучками, побежала к последним лучам уходящего солнца.

Маэстро хотел ринуться за ней, но Влад из чувства сострадания задержал его, неожиданно положив ему руку на плечо, тем самым давая понять, что, как бы он ни старался, черную троицу, исчезающую в ослепительно-красных лучах вечного светила, уже никогда никому не догнать.

Солнце зашло.

И композитор пал на колени.

Пребывая в тишине, он еще долго смотрел на темнеющую линию горизонта, осознавая, что все прошло... и прошло безвозвратно.

– Они вернутся? – тихо спросил он, продолжая смотреть в никуда.

– Когда-нибудь, – ответил Влад.

И понимая, что же именно здоровяк имел в виду своим ответом, маэстро стал медленно подниматься на ноги, а через несколько секунд он, не желая более выносить это опустошение, схватил Влада за воротник и с решительной яростью заявил:

– В таком случае... – Он набрал побольше воздуха. – Я прошу убить меня!

Здоровяк удивленно покосился на мужчину в сером пальто, но с места даже не подумал сдвигаться, так как особого значения тому, что только что услышал, не придал, посчитав, что композитор просто находится в минутном бреду. Но тот снова, вцепившись всеми силами в черную куртку Влада, выкрикнул:

– Говорю: убей меня! – настойчиво повторил он и даже с силой ударил бородача по лицу, чтобы тот более не игнорировал его требование. – Убей же ты меня! Хочу проститься с этим миром...

В маниакальной ярости маэстро медленно сползал на колени, продолжая повторять свою просьбу снова и снова. И Влад, не зная, как ему поступить, просто оттолкнул от себя человека, но через мгновение разумел, что для этого композитора, так страстно желающего умереть, смерть являлась единственным спасением, ибо только простившись с жизнью, он может быть с той, которую любил. И дабы воссоединить Роксану и маэстро, Владу всего-навсего было достаточно вытащить из сапога свой заточенный клинок и пронзить сердце мужчине.

«Вот оно! – подумал бородач, невольно вспомнив о Селене. – Возмездие мое! – он мысленно обратился к Роксане. – Ты, подруга моя смерть, лишила меня той, которую любил я. А я, силой обладая, жизнь заберу того, кто полюбил тебя, – Он иронично улыбнулся. – Вот оно мое возмездие! Вот оно... мое... возмездие...»

И не теряя более ни секунды, он схватил острый кинжал с деревянной рукояткой и за миг перед тем, как вонзить острие в грудь тому, кто этого хотел, посмотрев на луну в небе, шепотом заговорил: «И будем мы с тобою квиты, проклятье вечное мое!»

Свет серебряных лучей отразился от клинка, и алыми брызгами украсилась трава под ногами. Серая папка выскользнула из черной сумки композитора и, ударившись о землю, распахнулась. Листья тут же разлетелись с горы, и то, как они кружили, подыгрывая ветру в небе, казалось, что над городом звучит симфония ночи.

И в это самое мгновение маэстро ощутил прикосновение сладких губ его возлюбленной Роксаны, в объятиях которой он тихо в вечность удалился. И ниспустился мрак, окутанный загадкой. Но где-то там на горизонте свеча насквозь пронзила тьму своим серебряным огнем.


— Юрий Кирнев
10 декабря 2006 г.